Да, она и в самом деле была в эти минуты очень несчастной. Причиной тому было странное поведение герцога, но не только это. Все больше и больше Шимона убеждалась в том, что не ошиблась — барьер между ними действительно существует.
А между тем герцогу было достаточно ласково улыбнуться Шимоне или заговорить с ней своим глубоким грудным голосом, чтобы сердце у нее в груди перевернулось, а душа наполнилась светлой мушкой.
«Я люблю его!» Эту фразу за время путешествия Шимона повторила про себя бессчетное количество раз.
Ее охватывала сладостная дрожь каждый раз, когда плечо герцога касалось ее плеча или он оборачивался к ней и их взгляды встречались.
В такие мгновения она забывала об этом проклятом барьере. Не имело значения, что говорит или как ведет себя герцог.
Да, он умел, если хотел, сдерживать свои чувства — а чувство между ним и Шимоной существовало, в этом не было никаких сомнений, ибо даже он был не в силах контролировать выражение собственных глаз.
— Как долго мы пробудем в вашем доме? — поинтересовалась Шимона.
Она приложила максимум усилий, чтобы унять дрожь в голосе и не выдать овладевшего ею волнения.
— Я полагаю, что Мак-Крейг не собирается задерживаться, как только с завещанием будет покончено, — ответил герцог. — Он уже стар, и ему наверняка хочется провести остаток дней среди людей своего клана.
— Он серьезно болен? — спросила Шимона.
— Нет, по-моему, это просто легкое недомогание, вызванное длительным путешествием, — высказал предположение герцог. — Однако в данном случае Алистер от этого только выиграл.
— А когда мистер Мак-Крейг снова присоединится к нам? — задала следующий вопрос Шимона.
— Он собирался встретить нас после Нортгемптона, — коротко ответил герцог.
И действительно, они не успели проехать и нескольких миль, как увидели фаэтон Алистера Мак-Крейга, поджидавший их у перекрестка.
Экипаж герцога проследовал мимо, не снижая скорости, и седоки лишь приветливо помахали молодому человеку из окна. Вскоре его фаэтон уже примкнул к процессии.
— Вы всегда путешествуете с таким размахом? — поинтересовалась Шимона, оглядываясь на великолепно одетых верховых, сопровождавших экипаж. Они и в самом деле выглядели весьма внушительно.
— Я предпочитаю обезопасить себя от возможного нападения разбойников. Кроме того, я ценю комфорт, — ответил герцог. — Если бы в пути произошла поломка и нам пришлось бы остановиться в какой-нибудь сомнительной гостинице, один из слуг готовил бы нам еду — он великолепный кулинар, — а остальные позаботились бы о том, чтобы я и мои спутники не испытывали никаких неудобств.
— Полагаю, именно так и приличествует путешествовать герцогу, — сказала Шимона с легкой завистью.
Ей припомнилось, что ее родители никогда не могли себе позволить держать никого, за исключением Нэнни и горничной, да и с той пришлось распроститься после смерти отца.
— Стремление к комфорту вряд ли можно считать добродетелью, — заметил герцог, — но комфорт, как и деньги, делает жизнь гораздо проще. Теперь Алистер благодаря вам будет жить в таких условиях, на которые еще недавно не смел надеяться.
— Как мило с вашей стороны так заботиться о своем племяннике.
— Не приписывайте мне несуществующих добродетелей, — возразил герцог. — В конце концов в том, что перед Алистером возникла угроза лишиться наследства, виноват в первую очередь я сам.
— Не может быть!
— Как раз может. Это ведь я познакомил его с Китти Варден!
— Но ведь вы не ожидали, что он женится на ней?
— О Господи, ну разумеется, нет!
Наступило молчание, а затем Шимона робко спросила, слегка запинаясь:
— Вероятно, вы думали… что он захочет… сделать ее своей… любовницей?..
Снова воцарилось молчание, и вдруг герцог разразился гневной тирадой:
— Может быть, вы перестанете разговаривать в таком тоне? Вам он вовсе не идет. Кроме того, вам не следовало бы даже думать о таких вещах!
Шимона удивленно взглянула на герцога, но он продолжал:
— Ваша няня права. Вы ввязались в рискованную игру, и она может оказать на вас весьма нежелательное влияние, а поэтому чем скорее все закончится, тем лучше!
При этих словах герцог сжал губы, что придало его лицу необычно жесткое выражение, и впервые с тех пор, как фаэтон покинул Лондон, он подстегнул лошадей, как будто хотел поскорее попасть к месту назначения.