100 
Направляясь домой по мокрым улицам, Рэндал размышлял, возможно ли будет перенести премьеру. Например, уговорить Люсиль сказаться больной. Или сказать, что в театре необходимы кое-какие изменения конструкции сцены, или придумать еще какую-нибудь не менее фантастическую причину, только бы не дать критикам разорвать себя на части после премьеры, разрушить его репутацию как драматурга, если не навсегда, то, по крайней мере, на долгое время.
Чем больше Рэндал думал об этом, тем в бульшую депрессию впадал.
Уже поднимаясь к себе в квартиру, Рэндал вдруг с удивлением вспомнил, что Сорелла не вернулась в театр. Он только сейчас понял, что это его огорчило. Рэндалу было бы интересно услышать ее мнение. Она ведь уже давала ему дельные советы. Испытывая необъяснимую обиду, Рэндал вставил в замок ключ, отпер дверь и зашел в квартиру. Ни Сореллы, ни Хоппи не было видно, и Рэндала это огорчило — они обе бросили его в тот момент, когда были ему так нужны. Он нуждался в их сочувствии и понимании, ждал, по крайней мере от Сореллы, разумного, практического совета, хотя и не мог объяснить себе, почему ждет от юной неопытной девушки подсказки, если он сам не не в состоянии найти решения своих проблем.
Когда Рэндал вернулся, Хоппи была в своем кабинете. Он услышал щелчок телефонного аппарата. Похоже, при его появлении Хоппи положила трубку на рычаг. Рэндал снял пальто, бросил его на стул, а обернувшись, увидел стоявшую на пороге кабинета Хоппи.
Он хотел спросить ее о делах, но что-то в выражении лица Хоппи удержало его от вопросов. Вместо готовых сорваться с языка слов он произнес:
— Что-то случилось, Хоппи?
— Вы видели Сореллу?
— Нет, а разве она не дома?
— А вы не встретились с ней в театре? Я звонила, и мне сказали, что ее там нет, но я подумала, что она, возможно, говорила с вами.
— Нет, я ее не видел. Но почему вы спрашиваете? Что произошло?
— Давайте пройдем в гостиную, — предложила Хоппи.
Недоумевая, Рэндал последовал за ней. В гостиной было тепло и уютно. Красные гардины были задвинуты, в камине жарко пылал огонь. На столе Рэндала ждали сэндвичи на серебряном подносе. Но Рэндал на них не взглянул.
— Так что там такое с Сореллой? — спросил он, охваченный беспокойством.
— О Рэндал! Я просто с ума схожу! Это я во всем виновата, никогда не прощу себе, никогда, если что-то случится с девушкой!
— Что значит — если что-то случится? — раздраженно спросил Рэндал. — Что с ней может случиться? Где она?
— Попытаюсь рассказать с самого начала, — устало произнесла Хоппи.
— Рассказывайте мне все что захотите, — перебил ее Рэндал. — Но сначала скажите, где Сорелла. Ее что, нет дома?
— Нет, она ушла.
— Ушла? Но куда? И почему?
— Вот об этом я и хочу вам рассказать, — ответила Хоппи. — О Рэндал! И как я могла быть такой дурой?
Рэндал видел, что Хоппи в неподдельном отчаянии, и заговорил мягче:
— Расскажите мне все, но сначала я налью вам выпить. Полагаю, вам это сейчас необходимо.
— Я так волнуюсь, — бормотала Хоппи. — Даже не представляю, куда она могла пойти.
Рэндал налил Хоппи спиртного.
— Выпейте! — требовательно произнес он и стоял над ней, пока Хоппи не сделала несколько глотков. — А теперь расскажите, что случилось.
— Прошло не так много времени с тех пор, как вы ушли утром в театр, — начала Хоппи. — Я подготовила несколько писем и собиралась последовать за вами, как вдруг зашел Нортон и доложил, что вас хочет видеть какой-то джентльмен. Я вышла и увидела в прихожей пожилого господина. Я сразу догадалась, что передо мной юрист. Он так и выглядел. «Мистер Грэй в театре, — сказала я ему. — Сегодня репетиция в костюмах его новой пьесы. Завтра премьера». «Новой пьесы? — заинтересовался джентльмен. — А я ничего не знал. Как интересно! — сказал он. — Моя жена видела когда-то одну из пьес мистера Грэя в Лидсе. Ей очень понравилось». «Могу я чем-то помочь?» — поинтересовалась я. Юрист, казалось, колебался. «Насколько я понимаю, вы — секретарь мистера Грэя?» — спросил он наконец. «Да, его доверенный личный секретарь», — ответила я. Мой ответ его удовлетворил. Он посмотрел на ожидавшего указаний Нортона, и я поняла, что он хочет поговорить со мной наедине. Я пригласила его в кабинет и плотно закрыла за нами дверь. «Итак, — сказала я, — чем могу вам помочь?» Боюсь, в голосе моем звучало нетерпение: мне хотелось поскорее оказаться в театре. «Я пришел спросить мистера Грэя, что он мог бы сообщить мне о мисс Сорелле Форест, которая, как я понимаю, была с ним в самолете несколько недель назад, когда погиб в катастрофе ее отец». «Ну да, разумеется, — ответила я. — Девочка сейчас живет здесь». «Отлично! Отлично! — Мужчина был очень доволен. — Думаю, вы сочтете нас нерасторопными из-за того, что мы не связались с мисс Форест раньше. Но, признаюсь, новость о катастрофе, хотя о ней и писали в газетах, как-то прошла мимо меня. Сам-то я читаю только «Таймс», но сообщение о гибели мистера Дарси Фореста, видно, пропустил. Как бы то ни было, лучше поздно, чем никогда. Так что теперь я должен как можно скорее увидеться с мисс Форест, потому что у меня для нее хорошие новости». «Хорошие новости? — воскликнула я. — Не будет ли слишком дерзко с моей стороны спросить, что это за новости?» «Нет, вовсе нет, — ответил юрист. — Моя контора «Лукас, Робинсон и Мэннерс» является душеприказчиком по завещанию мистера Батхерста, который, как вам, я думаю, известно, приходился мисс Сорелле Форест дедом». «Нет, я ничего об этом не знаю, — ответила я. — Но, надеюсь, этот господин оставил девочке денег». «Не очень большую сумму, — разочаровал меня юрист. — Чуть больше восьмисот фунтов, что, я думаю, вполне приемлемо для юной леди, не ожидавшей никаких поступлений с этой стороны». «Почему вы так говорите?» — удивилась я. Мужчина хитро посмотрел на меня и сказал с едва заметной улыбкой: «Семья отказалась от покойной миссис Дарси Форест, когда та сбежала из дома и вышла замуж за актера. Мистер Батхерст был очень строг — истинный пуританин. Он верил в то, что каждый ступивший на сцену направляется прямо в преисподнюю. Он изменил свое завещание — я хорошо это помню — сразу после замужества дочери, исключив ее из числа наследников. Все хотел оставить сыну. Но в самом конце войны сын мистера Батхерста погиб на фронте. Это стало страшным ударом для пожилого джентльмена. Вскоре после того, как мистер Батхерст узнал о гибели сына, его хватил удар. От удара он оправился, но никогда уже не был прежним. И за полгода до своей смерти он изменил завещание. У мистера Батхерста было не так уж много денег, но он твердо решил, то ни один пенни не попадет в карман Дарси Фореста, которого пожилой джентльмен ненавидел спустя годы так же сильно, как в тот день, когда с ним сбежала его дочь. И он оставил наследство в доверительном управлении в пользу своей внучки. Деньги должны быть выплачены ей по достижении восемнадцатилетия при условии, что ее отец будет к тому моменту мертв. Оставшуюся часть денег мистер Батхерст завещал на стипендии имени своего погибшего сына в окрестных школах Лидса».
100 
