97 
Люсиль сделала паузу, а Эдвард обратил внимание, что руки ее сцеплены так крепко, что побелели костяшки пальцев.
— Это было неправильно, это было преступно, это было ужасно. Теперь я понимаю, но в том момент я могла думать только о том, как избавиться от Бо и заткнуть его раз и навсегда.
— И что же ты сделала? — спросил Эдвард.
Люсиль передернуло.
— Не знаю даже, как сказать тебе об этом. Я понимаю, что сошла с ума, но я так хотела от него избавиться, и не только потому, что я боялась Бо, а еще и потому, что я его ненавидела. Он олицетворял все, что было в моей жизни мерзкого и ужасного, все, от чего я сбежала, все, что я считала забытым и похороненным в прошлом. Он разбудил во мне воспоминания о пережитых ужасах. Он снова заставил меня чувствовать то, что я чувствовала, когда была его женой, ощущать себя никчемной и ни на что не годной, плохой актрисой и недостойной женой, которая ничего не умеет делать как следует. Когда появился ты, ты изменил всю мою жизнь, изменил саму меня. И я не могла пережить возвращение в прошлое, к тому, чем я жила, не могла снова стать неуверенной в себе и неуверенной ни в чем.
— Что ты сделала? — повторил свой вопрос Эдвард.
В дверь громко заколотили снаружи. Это был помощник суфлера. Они слышали его голос, срывающийся на визг, но ни Эдвард, ни Люсиль не реагировали. Несколько секунд Люсиль молчала, потом глубоко вздохнула, собираясь с силами, и продолжила свою историю.
— Был один химик по фамилии Гаусманн, который был влюблен в меня во время войны, — наконец заговорила она. — Не думаю, чтобы ты его помнил, мы нечасто с ним виделись. Но он с ума по мне сходил. И он был сумасшедшим не только в этом. Гаусманн сбежал из Польши перед тем, как ее заняли немцы. Были в его жизни тяжелые моменты, и они наложили на Гаусманна свой отпечаток. Он был уверен, что рано или поздно немцы попытаются вторгнуться в Америку, и говорил мне, что в этом случае я не должна пытаться убежать, а должна покончить с собой. Он говорил об ужасах, которые всем нам доведется испытать, когда нацисты завоюют мир, и дал мне пузырек с морфином и заставил поклясться, что я буду всегда носить его с собой. В пузырьке было шесть таблеток. Гаусманн сказал, что двух будет достаточно для смертельного исхода. Но он дает мне больше, на случай если рядом со мной будет кто-то, кто мне дорог. Наверное, он имел в виду себя. Но он оказался таким занудой со всеми этими своими разговорами про пытки и кастрацию и всякое такое, что я скоро от него устала и перестала с ним встречаться. Но пузырек с морфином остался в моей шкатулке с драгоценностями. Я положила его туда для безопасности, когда получила от Гаусманна, а потом забыла его выбросить. Никогда ведь не знаешь, когда может пригодиться немного морфина.
— И это его ты дала Бо? — спросил Эдвард.
— И это его я дала Бо, — эхом откликнулась Люсиль. — Я раскрошила все шесть таблеток и растворила их в бутылке виски. Я встряхнула бутылку, чтобы лучше размешалось.
— И Бо выпил виски? — поинтересовался Эдвард.
— Я не знаю, — ответила Люсиль. — Когда Бо пришел за долларами, я заверила его, что делаю все, чтобы собрать для него деньги. Для начала я дала ему пятьдесят фунтов и сказала, чтобы приходил в конце недели. Разумеется, он хотел выпить. Бо никогда не мог и минуты просидеть на месте без стакана с выпивкой в руке. И я налила ему. Налила все, что оставалось на дне бутылки, — я специально за этим проследила. Когда он прикончил эту порцию виски, то захотел еще. Я подошла к шкафу и достала оттуда полбутылки, в которые всыпала морфин.
— «Ко мне кое-кто должен прийти, — сказала я. — Тебя не должны здесь видеть. Тебе лучше уйти. А если тебе так необходимо напиться, можешь забрать бутылку с собой». У Бо отродясь не было гордости, когда речь заходила о выпивке. Он положил бутылку в карман, пообещал, что еще вернется, и был таков. Сначала я думала только о том, какая я умная. Но потом… Наверное, все дело в моем воспитании и в том, что ребенком я ходила в церковь. Я места себе не находила, представляя себе, как Бо открывает эту бутылку и пьет из нее. Интересно, что он почувствует, когда морфий начнет действовать? И я все время думала и думала об этом. — Люсиль закрыла руками глаза. — Я не могу больше спать, Эдвард, — пожаловалась она. — Я ни на секунду не уснула с того вечера. Все время думаю о том, что я убила Бо.
Эдвард положил руку ей на плечо.
— Бедная девочка. Но почему ты не рассказала мне все раньше?
97 
