очень нудно 
40 
Впрочем, надо отдать Люсиль должное, приступы гнева случались у нее не так уж часто, и Рэндал подозревал, что это были скорее продуманные действия, чем неконтролируемые нервные срывы.
Сейчас, глядя на Люсиль, которая была покорной и управляемой — настоящей мечтой любого режиссера, — Рэндал задавал себе вопрос, который не раз уже приходил ему в голову: каким же будет конец ее карьеры? Рэндал сам не понимал, почему все время возвращается мысленно к этому вопросу. Может быть, эти мысли каким-то образом внушала ему сама Люсиль.
Разумеется, в ее сегодняшнем облике не было ни малейшего намека на то, что Люсиль стареет, и невозможно было даже представить себе, что публика когда-нибудь охладеет к ней, если она будет выглядеть так, как сейчас. И все же Рэндал все чаще задумывался о ее дальнейшей судьбе.
Возраст Люсиль был запретной темой, которой они никогда не касались, но Рэндал догадывался, что она гораздо старше тех тридцати двух лет, которые признает, давая интервью.
«Мне было восемнадцать, когда Эдвард Джепсон доверил мне первую большую роль», — откровенничала с журналистами Люсиль. И глаза ее при этом были чисты и правдивы, как у ребенка.
Поверить, что она говорит правду, было легко, но Рэндал не раз замечал мелкие несоответствия, когда речь заходила о местах, где бывала Люсиль, и о жизни, которую она вела до того, как стать звездой.
Но сейчас, наблюдая за тем, как Люсиль старается создать творческую атмосферу даже на пустой и унылой сцене, Рэндал находил ее самим совершенством и повторял себе, что будущее Люсиль будет таким же сияюще золотым, как и ее настоящее.
И все же, когда Рэндал думал о Люсиль, его одолевало какое-то странное предчувствие опасности. Он словно чувствовал, что Люсиль подталкивает его к чему-то, но к чему именно, Рэндал не мог понять. Она явно чего-то от него хотела, но не говорила об этом прямо, а Рэндал не мог придумать ничего, на что она могла бы претендовать, кроме дальнейшей любви и преданности.
Но и это было невозможно, поскольку Рэндал не мог забыть о Джейн. Вчера, держа Люсиль в объятиях, Рэндал поймал себя на том, что отвечает на ее ласки почти машинально, а Джейн занимает при этом его мысли, незримо вставая между ними.
Рэндал еще с утра сказал себе, что так не может больше продолжаться, но у него не хватило смелости сказать Люсиль правду, поскольку он знал: нанести ей сейчас такой удар означало обречь на провал свою пьесу.
Главная роль в «Сегодня и завтра» была трудной и требовала огромной отдачи. Для этой роли необходима умная, тонкая актриса, способная с ней справиться. К тому же актриса должна быть хороша собой и незнакома лондонской театральной публике. Зрители должны поверить его героине, оценить ее неотразимую красоту, которая и была движущей силой сюжета, и ее гламурный магнетизм. Только незнакомая лондонской публике актриса могла привлечь внимание, заинтересовать зрителя.
Рэндал хорошо понимал, что, хотя он и охладел к Люсиль как мужчина, для него как для автора и одного из режиссеров «Сегодня и завтра» было бы равносильно самоубийству, если бы пришлось искать Люсиль замену сейчас, когда наконец-то начались репетиции.
Впрочем, Люсиль не настолько уж утомила Рэндала, этого она никогда бы не допустила. Дело было в том, что мысли Рэндала были заняты предстоящей женитьбой на Джейн, и потому он не так пылко реагировал на ласки Люсиль, как ей бы этого хотелось.
Почти три года он был без памяти влюблен в Люсиль, она занимала все его мысли в часы бодрствования и царила в его снах, заставляя забыть обо всем. Но сейчас Рэндал чувствовал, что от того чувства остались только восхищение талантом Люсиль и дружеская привязанность.
Что ж, от многих других увлечений Рэндала и этого не осталось. Рэндал находил в женщинах вдохновение, романы подстегивали его чувства, обостряли ощущения, будили творческую энергию. Но, как правило, лишь до того момента, когда Рэндал добивался своего. Стоило женщинам утратить свою загадочность, как Рэндал обнаруживал, что их собственнические чувства его раздражают, как и их невозможное упрямство. Где-то в глубине его сознания маячил образ идеальной женщины, которую Рэндалу еще не довелось встретить. Иногда он пытался сосредоточиться на этом образе, но тот все время ускользал, подобно музыкальной фразе, которую невозможно вспомнить и воспроизвести.
Мысли Рэндала были нарушены вдруг возникшим ощущением того, то на сцене что-то идет не так. Он не мог сказать, что именно, но драматург внутри него сознавал, что актеры держатся напряженно и неестественно, да и текст, который они произносят, звучит сухо и неискренне.
40 
