39 
Марина невольно вздрогнула.
Жутко было даже представить себе этих людей, занятых своими обычными делами, — они и не подозревали, что все уже обречены.
— Двадцать четвертого с самого утра было очень жарко, — продолжал Уинстон, — небо было чистым и ясным, и люди совершенно успокоились…
Тем временем Уинстон и Марина уже подошли к Амфитеатру. Обведя взглядом огромное сооружение, вмещавшее двадцать тысяч зрителей, он продолжал:
— Жители города как раз собирались завтракать, когда земля вдруг тяжело содрогнулась у них под ногами и раздался ужасающий удар грома… — Уинстон поднял голову. — Люди замерли и обратили свои взоры к Везувию. Вершина вулкана в буквальном смысле слова разломилась, и из нее стала изливаться огненная лава…
Марина со страхом смотрела на едва заметный дымок, поднимающийся в небо.
Уинстон рассказывал настолько живо, что она ясно представила себе, как тоненькая струйка дыма прямо у нее на глазах превращается в огненный поток.
— Появилось гигантское, похожее на гриб облако, — продолжал он. — Потом раздались взрывы, и высоко в небо начали взлетать огромные каменные глыбы…
Уинстон немного помолчал.
— Неожиданно начался сильный ливень, — снова заговорил он, — и смешал в одну сплошную массу пепел, пемзу, громадные обломки камней, пыль, и все это мощным грязевым потоком обрушилось на город… Птицы замертво падали на землю… В считанные минуты солнце потускнело и погасло, и яркий солнечный день превратился в непроглядную темную ночь…
Уинстон посмотрел в сторону залива.
— На море поднялась настоящая буря — оно то далеко отступало, то накатывалось на берег, вспениваясь огромными волнами.
— А что же делали люди? — одними губами спросила Марина.
— Я думаю, они с ужасными криками пытались убежать из города. Их было двадцать тысяч, но более двух тысяч из них погибли под градом пемзы, камней, грязи и пепла, под которыми был погребен город Помпеи.
— Как это ужасно, что люди не успели убежать! — воскликнула Марина.
— Мне представляется, что погибших людей было гораздо больше, чем найдено археологами при раскопках Помпеи, — заметил Уинстон.
— А может, это был очень… легкий путь… чтобы уйти из жизни, — тихо произнесла Марина. — Всего несколько ужасных секунд — и они уже… ничего не чувствовали.
— Я думаю, все они умерли ужасной смертью, — сказал Уинстон без тени сомнения. — По крайней мере когда придет мой черед, я хочу умереть при ярком солнечном свете, как греки.
— И я хочу того же…
Она сказала это неожиданно и с такой неистовой силой, что он невольно посмотрел на нее.
— Бедное дитя! Я и не представлял, что это вас так расстроит! — сказал он мягко. — А я-то думал, вы любите вспоминать прошлое.
— Одно дело — когда речь идет о зданиях, храмах, статуях богов… они же все бессмертны, — ответила Марина. — А это были обыкновенные живые люди, и они совсем не ожидали смерти. И мне как-то не по себе, что мы просто вот так… из любопытства ходим и глазеем на те места, где их застала смерть.
— Если человек умирает, не все ли равно — где и как? — спросил Уинстон.
— Не… не знаю, — ответила Марина. — Но мне страшно представить себе, как они… кричали… пытались спастись… — Такой неподдельный ужас был в ее голосе и глазах, что Уинстон положил свою ладонь на ее руки и сказал:
— Давайте не будем говорить о грустном. Все это случилось уже давным-давно, а мы с вами еще очень долго не собираемся умирать! Пойдемте лучше посмотрим на храм Юпитера, и вы скажете мне, можете ли вы представить его себе полным зрителей, которые приходили туда на спектакли, когда Амфитеатр еще не был построен.
Он видел, что ей пришлось сделать над собой усилие, прежде чем она ответила:
— Судя по тому, что я читала о римских спектаклях, не думаю, что они очень подходили для представления в храмах!
Уинстон рассмеялся:
— Вы правы! Но римляне были очень практичны и с довольно неразвитым воображением, и они создали религию, которая точно отвечала их потребностям.
— Когда я ехала сюда… — неуверенно начала Марина, — я все время пыталась… думать о римлянах. Не я поняла, что греки мне гораздо ближе.
«И особенно один, — добавила она про себя, — по имени Аполлон».
— Я всегда ловлю себя на том же самом, — подхватил Уинстон. — У римлян не было мистической потребности в любви и поклонении сверхъестественным силам богов, которых они себе придумали. В то же время Юпитер действительно обладал определенным величием.
39 
