очень нудно 
62 
Прервав наконец поцелуй, он ловко расправился с остальными пуговицами лифа и стянул платье вниз до половины. Внезапно глаза Харта потемнели, и он снова впился поцелуем в ее губы. Минуту спустя, отстранившись немного, он пробормотал:
— Элинор… Эл… — На губах его появилась лукавая улыбка. — Эл, мне кажется, я вижу тебя в одном корсете.
Сердце Элинор забилось сильнее, и ее опять окатило жаром.
— А я все время вижу тебя в одном килте, Харт. Впрочем, у меня есть и фотографии, на которые я могу при желании полюбоваться.
Его улыбка стала еще шире, и теперь перед Элинор был тот самый Харт Маккензи, в которого она когда-то влюбилась.
— Что мне делать с тобой, плутовка? Что делать нам обоим?
— Мой отец заказал фотографическую аппаратуру, чтобы поснимать флору Беркшира. Возможно, он разрешит мне попользоваться камерой…
Харт рассмеялся.
— Делай что хочешь, но только… — Он стянул вниз ее корсет, затем проворно распустил шнур корсажа, и шнуровка под его пальцами расслабилась. — Но только ты должна позволить мне фотографировать тебя.
— Позировать тебе? Боже, нет! Я стесняюсь…
Харт спустил с ее плеч узкие бретельки корсажа и проговорил:
— Это будут фотографии для личного пользования. Только для тебя и для меня.
— Хм… хорошо, — прошептала Элинор. — Я подумаю об этом.
Харт улыбнулся и лизнул ее губы.
— Если хочешь увидеть меня без килта, ты должна согласиться на мои условия.
Элинор вспыхнула.
— Я же сказала, что подумаю.
— Знаешь, Эл, как только я поцеловал тебя в лодочном сарае, я сразу понял, что ты — порочная девица. Чопорная и благовоспитанная на людях, но дикая и страстная за закрытой дверью. Идеальная леди для меня.
— Я была дикой только с тобой, Харт. Это ты научил меня быть дикой.
— Правда? — Он снова рассмеялся. — А тебе, наверное, не терпелось этому научиться.
— Ты был очень… интересный учитель.
Он прижался лбом к ее лбу и прошептал:
— Эл, ты делаешь меня снова молодым. Ты делаешь меня…
Харт вдруг умолк и расстегнул ее верхнюю юбку, затем нижние. Юбки тотчас соскользнули вниз, и оказалось, что турнюр для утренней прогулки по лужайке Элинор не надевала.
— Харт, каким я тебя делаю? — спросила она.
Его ладони соскользнули ей на ягодицы, и смех из его глаз окончательно исчез — теперь в них было лишь желание и страх. Страх перед жизнью в одиночестве.
— Я не могу быть один, — произнес Харт. — Мне нужна ты, Эл.
Она тут же поняла, что он имел в виду вовсе не пребывание на барже во время отсутствия цыган, сошедших на берег, чтобы понаблюдать за тренировкой лошадей.
— Ты нужна мне, потому что я не могу жить без тебя, — со стоном добавил Харт.
«А ведь этот человек никогда и никому не показывал своей слабости», — промелькнуло у Элинор. Она спустила с плеч сорочку и, обвивая руками его шею, прошептала:
— Я с тобой, Харт.
Он провел пальцем по ее губам и с удивлением подумал: «Каким же я был жестоким и глупым… Ведь только дурак мог позволить ей уйти».
Герцог опять привлек Элинор к себе и снова поцеловал. А она подняла на него свои чудесные голубые глаза, в которых сейчас пылала страсть. Эл не видела ничего постыдного в проявлении своей страсти, и ему очень в ней это нравилось.
Ее юбки валялись на полу, и она стояла перед ним в одних шелковых штанишках. Харт провел ладонью по ее ягодицам и невольно улыбнулся. Элинор все-таки исполнила его просьбу и купила себе новое белье.
Он изнывал от нетерпения, но в то же время не хотел торопиться, не хотел спешить. Цыгане с Йеном сделали ему замечательный подарок и позволили провести время с Элинор.
Она, возможно, считала их уединение случайностью, но он-то, Харт, знал, что это не так. И конечно же, он должен был удерживать ее подальше от этого проклятого Синклера Макбрайда, красивого шотландца с двумя маленькими детьми. Макбрайд остро нуждался в жене, и Элинор была для него вполне подходящей кандидатурой. Наверное, именно поэтому Эйнсли и пригласила сюда своего братца.
И нужно было действовать стремительно. К черту планы! Выжидать больше нечего!
Харт развязал тесемки на панталонах Элинор и тут же коснулся ее лона. Она была горячая и влажная, и она, как и он, сгорала от страсти.
Харт принялся ласкать ее, и Элинор тут же застонала. От ее девичьей скромности не осталось и следа — место чопорного «синего чулка» заняла страстная женщина.
62 
