3 
– Это какая-то ошибка, – проворчала она. – Зачем было Ричарду обращаться к врачу в Нью-Йорке?
Шелби похолодела. С головы до пят. Мысли, сердце, живот – все будто заледенело. Дрожащими пальцами она приподняла листок, поднесла ближе к глазам – так, словно от этого мог поменяться смысл слов.
Но слова оставались те же.
12 июля 2011 года Ричард-Эндрю Фоксворт перенес плановое хирургическое вмешательство в медицинском центре «Клиника Горы Синай» в Нью-Йорке. Операцию проводил доктор Дипок Харьяна. Вазэктомия.
Он сделал себе вазэктомию и ничего ей не сказал! Кэлли едва исполнилось два месяца, а он уже позаботился о том, чтобы больше у них не было детей. А ведь, когда она заговаривала о втором, он делал вид, что хочет больше детей. После года безуспешных попыток она прошла обследование, он тоже согласился провериться.
В ее ушах зазвучал его голос:
«Шелби, тебе надо расслабиться. Успокойся ты, ради бога. Будешь так переживать и напрягаться – никогда не получится».
«Да, никогда не получится. Оно и не могло получиться. Потому что ты об этом позаботился. Ты даже об этом мне врал! Врал, видя, как у меня из месяца в месяц разрывается сердце. Как ты мог? Как ты мог?»
Она отодвинулась от стола и нажала пальцами на глаза. Это было в июле, в середине июля. Кэлли всего восемь недель от роду. Он сказал, что летит в командировку. Да, точно, теперь она вспомнила. Летит в командировку в Нью-Йорк. Хоть про город врать не стал.
Она не захотела тащить туда ребенка – и он знал, что она не захочет. И все устроил. Сделал ей очередной сюрприз – отправил ее вместе с малышкой на частном самолете домой, в Теннесси.
Чтобы она могла немного побыть с родными, сказал он. Показать ребенка, дать своей маме и бабушке немного побаловать себя и Кэлли. На недельку-другую.
До чего же она тогда радовалась! И так была ему благодарна! А он, оказывается, просто убрал ее с глаз долой, чтобы не мешала обезопасить себя от повторного отцовства.
Шелби вернулась к столу и взяла в руки фотографию, которую специально для него вставила в рамку. Фотографию вдвоем с дочкой, сделанную ее братом Клэем во время их пребывания дома. С ее стороны это был благодарственный жест, ответный подарок, которым Ричард даже как будто дорожил и с тех пор всегда держал у себя на столе – хоть столы эти и менялись вместе с домами.
– Очередная ложь. Всего лишь очередная ложь. Ты никогда нас не любил! Если бы ты нас любил, ты не мог бы громоздить одну ложь на другую.
От осознания предательства Шелби пришла в такую ярость, что чуть не расколотила фотографию вместе с рамкой о столешницу. Остановило ее только детское личико. Она поставила фото на место, бережно и аккуратно, как какую-нибудь бесценную и хрупкую фарфоровую статуэтку.
Потом опустилась на пол – не могла она больше сидеть за этим столом и, раскачиваясь из стороны в сторону, завыла. Не потому, что мужчины, которого она любила, не стало, а потому, что его никогда не существовало.
На сон времени не было. Шелби не любила кофе, но сейчас заварила себе большую кружку двойного эспрессо в принадлежавшей мужу итальянской кофемашине.
От слез болела голова, от кофеина нервы были напряжены, и в таком состоянии она изучила все до единой бумаги и разложила их по стопкам.
Сейчас, когда она могла оценить ресторанные счета свежим взглядом, выяснилось, что муж ей не просто лгал, но и ходил налево.
Счета из отелей за обслуживание в номере говорили о том, что заказы делались не на одного человека. Нашелся счет из той же поездки за серебряную подвеску от Тиффани – она такой от него не получала. Еще пять тысяч за покупки в «Ля Перла» – от нее Ричард тоже всегда требовал, чтобы она носила белье этой фирмы, да только этот счет был выписан в другой его мнимой командировке. Счет за уик-энд в отеле в Вермонте, когда он сказал ей, что собирается на какую-то важную сделку в Чикаго. Все выходило одно к одному. Складывалось в цельную картину.
Но зачем он все это хранил? Доказательства собственного вранья и измен? Да потому, поняла она, что она ему свято верила.
И не просто верила, подумалось ей, а еще и позволяла вытворять то, что он вытворял. Она подозревала, что у Ричарда кто-то есть на стороне, и он, скорее всего, знал, что она догадывается. Он не стал выбрасывать этот компромат, потому что не сомневался: в силу своей слепой покорности она не будет совать нос в его личные бумаги.
3 
