24 
В то утро она была невнимательна, портила нить, так что, в конце концов, старшая мастерица накричала на нее и велела оставить работу.
На обратном пути ее терзали сомнения. Мэй говорила себе, что выйти замуж за Лю Фэня, все равно, что совершить самоубийство. Пока у нее не возникло чувство непоправимости происходящего, надо действовать. Стоит пойти на поводу у малодушия, и обратной дороги не будет.
На Ша-сань-пу, одной из улиц западного пригорода Кантона, сдавались недорогие комнаты. Стоило внести задаток, и уже завтра она могла бы переехать туда вместе с Тао. Мэй отдавала себе отчет в том, какие последствия может иметь такой шаг: женщины без семьи — проститутки, танцовщицы, певички — стояли вне общества. Они вели себя уверенно и смело, выставляли напоказ свою женственность и красоту, но их и тех, кто был замужем или имел возможность вступить в брак, разделяла непреодолимая пропасть.
По обеим сторонам дороги тянулись канавы, полные мутной жижи. Кое-где виднелись кучи мусора. Было еще рано, и в воздухе стояла вонь ночных горшков, в небо поднимался маслянистый дым очагов. Ветер рябил воду в канале, и она казалась нечистой. Мэй давно заметила, что когда на душе было тоскливо, действительность казалась ей унылой и тусклой, и она замечала только уродство и грязь. Зато когда ее сердце радовалось, город выглядел сверкающим, праздничным, полным чудес.
По улице вели группу каких-то людей, и она, отошла в сторону, чтобы их пропустить. Сегодня в Кантоне было непривычно малолюдно: по улицам не катились повозки, не проносились верховые, не проплывали паланкины. Даже стук деревянных подошв раздавался не так гулко, как прежде.
Мэй не обратила бы внимания на процессию, если бы не громкие резкие выкрики сопровождающих и зевак, которые толпой двигались следом.
Живя в Кантоне, Мэй навидалась разных жестокостей. Случалось, людей избивали бамбуковыми палками или таскали по улицам в канге, шейной колодке, которая не позволяла им ни прислониться к стене, ни растянуться на земле, подвешивали в центре площади за ноги или выставляли в клетке.
Но в этой процессии было нечто необычное. Китайцы вели на казнь тех, кто завоевал и попирал их страну: высокомерных, властолюбивых, алчных и жестоких маньчжуров. Охрана не запрещала народу кидать в них камни или плевать им в лицо.
Большинство пленников смотрело себе под ноги, но один постоянно оглядывался, будто надеясь сбежать или увидеть того, кто придет на помощь.
Когда маньчжур повернул голову в сторону Мэй, она вздрогнула. Его лицо было покрыто синяками, а сквозь прорехи в одежде виднелись ссадины. В волосах запеклась кровь. И все-таки у него еще оставались силы, потому что он ступал твердо, его спина была прямой, а во взгляде светилась мысль. А еще там были растерянность, пустота и боль одиночества — совсем как у самой Мэй.
Встретившись с ней глазами, юноша улыбнулся, виновато и печально, и эта неожиданная улыбка пронзила ее душу. На его левой щеке была родинка — черное пятнышко, словно поставленное игривой красавицей, взявшей в руку кисть.
Сама не зная, зачем, Мэй пошла следом. Она была не из тех, кого легко сразить мужественной внешностью, заворожить красивым лицом. Тут было нечто другое — просто ей внезапно почудилось, будто они знакомы с незапамятных времен.
Повстанцы привели пленников на площадь перед храмом Ми-Чжоу-мяо. Мэй постаралась пробиться в первый ряд зевак и встать так, чтобы видеть молодого маньчжура.
Хотя руки пленника были крепко связаны, а горло подпирало острие сабли, он держался прямо и гордо, без волнения и тревоги. Похоже, он не боялся смерти и не страшился своей судьбы.
— Кто первый? — спросил один из китайцев.
Что-то холодное, скользкое проникло в душу Киана, все его нутро протестовало против того, что должно было свершиться. Он на мгновение зажмурился, боясь показать страх, и решительно шагнул вперед.
— Я.
Земля ушла из-под ног Мэй. В сердце когтистой лапой впилась боль. Если б она знала, как ему помочь!
Мэй не знала, какая неведомая сила бросила ее вперед и заставила выкрикнуть:
— Прошу вас, не надо! Отпустите этого человека! Это… мой муж!
К ней обратились десятки удивленных взглядов. Кто-то спросил:
— А ты не врешь? Где вы живете?
— Неподалеку, на улице Синлун-дзе.
— Эй, ты, — обратился к Киану один из повстанцев, — это правда твоя жена?
24 
