очень нудно 
36 
– Учитывая то, что вы с Домиником скоро поженитесь, пожалуй, приму ваши слова за комплимент.
– На вашем месте я бы этого не делала, – язвительно возразила Каролина. – В том, кого любишь, еще терпишь известное высокомерие, но то же самое качество совсем не так привлекательно в будущем шурине!
– Постараюсь запомнить, – ответил Гейбриел, в глубине души радуясь тому, что Каролина так привязана к сестре и так же пылко любит Доминика, как и он любит ее. Любовь – неплохая основа для семейной жизни.
Она пытливо посмотрела ему в глаза и спросила:
– Надеюсь, вы не будете очень злиться на Диану, когда снова увидите ее?
Он не отвел взгляда:
– Что вы, Каролина… я жду не дождусь той минуты, когда сумею продемонстрировать вашей сестре все глубины моего неудовольствия! – Он и в самом деле ждал этого с нетерпением!
Когда под вечер второго дня путешествия карета проехала по длинной подъездной дорожке и остановилась перед домом, Диана испытывала усталость и раздражение. Кроме того, она очень замерзла. Холод и усталость объяснялись долгой дорогой под проливным дождем; достаточно было ненадолго выйти из кареты на постоялом дворе, где она рискнула пообедать, чтобы ее накидка и шляпка совсем промокли. Раздражение же вызывали мысли о Гейбриеле Фолкнере. Вначале она страшилась его гнева, затем испытала облегчение, решив, что он не поехал за ней. Облегчение сменилось озадаченностью. Прошли день и ночь, а потом еще день, а он так и не нагнал ее!
Наконец Диана очень разозлилась. Похоже, Гейбриел в самом деле решил не следовать за ней. Она была уверена, что он, узнав о ее поспешном отъезде, тотчас соберется в дорогу. Почему же его до сих пор нет? Пусть они женятся по расчету, долг джентльмена обязывает по крайней мере выказывать верность женщине, на которой он намерен жениться! Видимо, Гейбриел не разделял ее убеждений и вовсе не стремился возобновить знакомство со своей родней. Как же ей оправдать его отсутствие? Как объяснить все его матери?
Ей пришлось прервать свои размышления, когда грум распахнул дверцу кареты и предложил ей руку. В голове у нее вдруг помутилось, и она, встревожившись, услышала… скорее почувствовала… Повинуясь лишь чутью, она повернула голову и побледнела, заметив вдали огромного черного жеребца, освещенного последними лучами закатного солнца. Всадник, одетый во все черное, казался таким же огромным и устрашающим. Шляпу он низко надвинул на лоб, за ним развевался черный плащ.
Диана сразу узнала всадника. Гейбриел!
Она застыла в неподвижности; и тут небо прорезала ослепительная вспышка молнии у него за спиной, отчего конь встал на дыбы, и она увидела его лицо, похожее на суровую каменную маску. Копыта жеребца зацокали по гравию. Всадник, склонившийся к седлу, напомнил ей архангела Гавриила, в честь которого назвали ее жениха. Казалось, он вот-вот поразит врага.
Диана…
Гейбриел надеялся, что ему удастся перехватить Диану до того, как она въедет в поместье его матери, и уговорить повернуть обратно. К сожалению, он так замешкался в Лондоне, что не успел догнать ее вовремя. Он сразу узнал черную карету, стоящую у самого дома. Да и как мог он не узнать собственную карету, дверцы которой украшал его новый герб – ангел и стоящий на задних лапах единорог. Грум в ливрее распахнул дверцу, спустил вниз лесенку и протянул руку, чтобы помочь Диане выйти.
Сходя вниз, она обратила к Гейбриелу изумленное лицо, ее голубые глаза встревоженно расширились, потому что она, очевидно, еще издали узнала всадника на лоснящемся черном жеребце. Гейбриел злорадно подумал: скоро она убедится в том, что ее страхи не напрасны! Как только они окажутся одни…
Он переночевал на каком-то захудалом постоялом дворе, очень устал в дороге, проголодался и промок до костей; почти весь день моросил дождь, а под конец пути небеса словно разверзлись.
И все же неприятнее всего то, что он спустя столько лет снова очутился в Фолкнер-Мэнор. Он точно знал, кто виноват в том, что он все же приехал сюда…
Во всем виновата леди Диана Коупленд, которая недавно стала его невестой. Ничего, скоро она поймет, что ее ждет суровая кара за непослушание…
Гейбриел остановил Максимилиана в нескольких шагах от кареты, спрыгнул на землю, а поводья бросил груму. Затем он не спеша приблизился к Диане, которая словно приросла к месту. Когда он как ни в чем не бывало подал ей руку, глаза ее сделались огромными, а стройная белая шея судорожно дернулась; прежде чем заговорить, она проглотила подступивший к горлу ком.
36 
