24 
Девочка зажмурилась, сложила ладони и пробормотала несколько слов, затем открыла глаза.
— Я собираюсь прочитать мои молитвы лэрду.
— Нет уж, — возразила Мойда. — Как обычно, ты будешь читать молитвы мне.
— Я с радостью послушаю молитву Кэти, — ответил Иэн. — Пошли, Кэти, ты будешь читать их здесь или в спальне?
— В спальне, — сказала девочка.
Она выскользнула из-за стола и взяла Иэна за руку.
— Покажи мне, где ты спишь, — улыбнулся Иэн. — Вероятно, именно в этой кровати часто спал я сам.
— Тебе не следует беспокоить бригадира Маккрэггана, — произнесла Мойда несколько сдавленным голосом.
Ни Кэти, ни Иэн не обратили никакого внимания на ее слова; взявшись за руки, они вышли из комнаты и направились в бывшую детскую спальню.
— Я сплю здесь, одна, — гордо заявила девочка.
Комната была большая, с белой мебелью. Старомодная, с бронзовыми спинками кровать располагалась у дальней стены, увешанной бесчисленными фото людей и детей, которые когда-либо занимали эту детскую. Иэн узнал своего деда, увидел по меньшей мере полдюжины детских снимков отца; тот выглядел серьезным, немного застенчивым и необычайно опрятным в своем парадном костюмчике.
Была там и его фотография, которая смотрелась совершенно неуместно среди прочих. Сделана она была одним из самых дорогих фотографов в Мэйфэре. Не просто фотография, а настоящее произведение искусства, она резко отличалась от снимков местного фотографа из Инвернесса, который считал, что главное — правильно усадить клиента.
Пока Иэн осматривал комнату, Кэти сняла халатик. Она еле стянула его, так как рукава были слишком тесны. Девочка аккуратно положила халат на край кровати и вопрошающе взглянула на Иэна.
— Где ты читаешь молитвы? — спросил он.
— Иногда я становлюсь на колени прямо на полу, — ответила Кэти, — но на кровати удобнее. Тетя Мойда стоит, но ты такой высокий, поэтому тебе лучше сесть.
Не совсем понимая, чего она хочет, Иэн последовал ее совету. Кэти тут же запрыгнула на кровать, встала на колени и руками обхватила его за шею.
Никогда раньше его не обнимали мягкие детские ручки, никогда он своей щекой не ощущал прикосновение волос ребенка, а личико не прижималось к его плечу.
Девочка начала тихо читать молитву. «Дорогой Иисус…» — почти шепотом произносила она, и Иэн вспомнил свое детство, когда он сам читал эту же молитву.
В детстве он всегда приезжал в замок на Рождество. Сейчас Иэн почувствовал, что его охватывает радостное волнение, как в те далекие времена, когда в канун Рождества он читал молитвы, зная, что утром в ногах его кровати появится полный подарков чулок.
— Боже, пожалуйста, благослови маму и папу…
Голос девочки задрожал, и внезапно она еще крепче обхватила шею Иэна. Он вспомнил свои собственные чувства, когда умер его отец. Конечно, он тогда был старше, чем Кэти, и мог лучше скрывать свои эмоции, но ощущение потери было не менее острым и болезненным, чем рана, полученная им на войне. Никто и никогда, вдруг подумал он, не сможет заменить ребенку отца или мать.
Он крепче прижал к себе Кэти. Ее тельце было теплым и мягким. Иэн почувствовал, что держит в руках нечто ценное и хрупкое, способное разбиться так же легко, как дрезденский фарфор. Я должен что-то сделать для этого ребенка, подумал он. Должен сделать все, что в моих силах, чтобы она не страдала, и если это в его власти, он может дать ей дом.
— Аминь! — вздохнув, произнесла девочка и подняла голову. Вот и все. Я ведь ничего не забыла, правда?
— Ни единого слова! — подтвердил Иэн.
Она поцеловала его в щеку.
— Подоткнешь мне одеяло? — спросила Кэти.
Она залезло под одеяло, и Иэн неумело подоткнул его — ему еще ни разу не приходилось выполнять подобное поручение.
Иэн посмотрел на девочку. На белой подушке ее рыжие волосы выглядели еще ярче.
— Спокойной ночи, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ребенка.
Кэти быстро обняла Иэна за шею.
— Ты мне очень нравишься, — прошептала она, — и если у нас когда-нибудь будет собственный дом, ты обязательно должен пожить с нами.
— Спасибо, Кэти, — сказал Иэн. Затем, выпрямившись, он увидел, что в дверях стоит Мойда и смотрит на него.
Девушка прошла в комнату и резко задернула шторы; кольца загремели на медном старомодном карнизе.
— Спокойной ночи, тетя Мойда, — сказала Кэти.
24 
