27 
— Кажется, она была скандинавского происхождения, — сказала Мойда. — Очевидно, она была очень красива, так как из писем вашего деда видно, что самое главное в его жизни — это его любовь.
Иэн тихо вздохнул:
— Конечно, я буду отстаивать свою правоту. Я ни за что не отдам, Скейг, он мой. Как и мой отец, я всегда считал его своим домом.
— Я тоже не сдамся, — решительно проговорила Мойда.
— У вас есть деньги?
— Найду, — ответила она. — Даже если на это уйдет вся моя жизнь.
— И что вы будете делать до тех пор?
— До тех пор Хэмиш будет жить в своем законном доме, в замке, который, как подтвердится в один прекрасный день, по праву принадлежит ему.
С этими словами Мойда поднялась со стула. Лампа, догоравшая в дальнем углу, отбрасывала на них с Иэном тусклые отблески. Неожиданно слабое пламя на мгновение заколебалось и едва не погасло совсем, но они продолжали разговаривать в темноте.
— Все представляется вполне очевидным, — сказала Мойда. — Подлый заговор, чтобы скрыть брак, который явно не одобрит гордое, чопорное семейство. Ваш дед заплатил чужим людям, чтобы те воспитали его сына, а сам вступил в брак, одобряемый его социальным кругом. Умирая, он доверил секрет старшему брату.
— У вас слишком много предположений, и все они требуют доказательств, — заявил Иэн. — Много из сказанного вами — и в глубине души вы это сами осознаете — чистые домыслы. Возможно, у моего двоюродного деда имелось немало причин на то, чтобы платить Малкольму Хольму, а затем его сыну тысячу фунтов в год. Сделать вывод, что это «плата за молчание» или даже результат шантажа, — значит сделать предположение, идущее гораздо дальше, чем следует из связки старых любовных писем. Если здесь кроется тайна, неужели вы и вправду верите, что мой двоюродный дед позволил бы Малкольму Хольму приехать сюда и поселиться в деревне?
— Может, он просто не мог помешать этому, — предположила Мойда.
— Значит, точно шантаж! — решил Иэн.
— Можете считать как угодно, можете насмехаться, протестовать или использовать против нас ваше сильнейшее оружие — деньги, — сказала Мойда, — но рано или поздно Хэмиш получит то, что ему принадлежит по праву, и будет носить свою родовую фамилию.
— Посмотрим, — сказал Иэн и направился к двери. Затем, на секунду задумавшись, вновь повернулся к ней и добавил: — Завтра я приглашу сюда из Инвернесса адвоката. Мы объясним ему суть дела и посмотрим, найдется ли решение более очевидное, чем нашли вы.
— Благодарю вас, но я сама найму себе адвоката, — резко произнесла Мойда.
Кажется, говорить было больше не о чем, и Иэн, закрыв за собой дверь, спустился по широким дубовым ступеням. Он хотел найти мать. Беатрис уже наполнила дом теплом и светом. Большая библиотека, где, как помнил Иэн, всегда сидел его двоюродный дед, была ярко освещена полудюжиной ламп, а в камине полыхало огромное полено. На столике в углу стоял поднос со стаканами и блестящим серебристым шейкером для коктейлей.
Беатрис здесь не было, но на стуле возле камина сидела Линетт. Когда Иэн вошел в комнату, она поднялась и, протянув руки, шагнула ему навстречу. Иэн заметил, что она переоделась к ужину. Интересно, задумался он, как ей удается всегда выглядеть и одеваться соответственно ситуации.
На ней было короткое платье из зеленой шерсти с блестящей золотой вышивкой. На шее — золотое колье, а запястья украшали многочисленные маленькие браслеты из серебра. Девушка выглядела очаровательно, но Иэн, взволнованный и раздраженный всем, что касалось последних событий, почувствовал, что ее первый вопрос был несколько неуместен:
— Все в порядке? Ты поставил на место этих самозванцев?
— Вопрос не совсем в этом, — сухо ответил Иэн.
Линетт, привыкшая приспосабливаться ко всему, поняла, что сказала что-то не то. Она нежно дотронулась до его щеки.
— Дорогой, ты, наверное, устал, — произнесла она. — Сделай себе коктейль, и мне, хорошо?
— Мама пошла переодеваться? — осведомился Иэн.
Линетт кивнула.
— Скорее всего, — сказала она. — Миссис Маккрэгган не знала, во сколько мы будем ужинать, но она пообещала, что он в любом случае будет вкусным. Ты же знаешь, мы столько всего привезли.
— Мама всегда такая предусмотрительная.
Иэн надеялся, что его мать не обидела миссис Маккэй, которая с готовностью откликнулась на просьбу помочь ему. Но беспокоиться не было смысла; подобное случалось всегда, когда за дело бралась Беатрис. Она просто жить не могла без скандалов. Подобно большинству американок, она хорошо готовила и в случае необходимости могла самостоятельно соорудить отличный обед из чего угодно, что попадется под руку.
27 
