80 
Как обычно, увидев в газете свое фото, Линетт успокоилась. Злость и досада начали улетучиваться. Через несколько минут на ее губах уже заиграла мягкая улыбка, и она бросила нетерпеливый взгляд на дверь, ожидая возвращения Иэна.
Он был недалеко. Покинув библиотеку, он вышел через парадную дверь и спустился по лестнице на террасу. Было еще не совсем темно. Но на небе уже начали появляться звезды, а над холмами показалась бледная, призрачная луна. На западной стороне небосклона догорал закат.
Пустоши лежали во тьме, но озеро все еще поблескивало под темным небом. Все вокруг, казалось, дышало умиротворенным спокойствием, но Иэн ощутил, что в его душе покоя нет. Он знал, что столкнулся с чем-то таким, с чем еще ни разу ему не приходилось сталкиваться, — это был эмоциональный кризис, не только раздиравший его на части, но и лишивший способности трезво и взвешенно рассуждать.
— Что же мне делать? — мучился он вопросом, но единственным ответом было легкое прикосновение морского бриза к его щекам.
Иэн подошел к краю террасы. Склон уходил вниз, к озеру, куда перед ужином он направился, чтобы побыть наедине, совершить прогулку по окрестностям Скейга, полюбоваться пустошью. Уже тогда он знал, что так и будет, подумал Иэн, знал уже в тот момент, когда шагал прочь от замка, держа в руке газету, которую ему дала Мойда.
Иэн поймал себя на том, что ему боязно раскрыть газету и прочитать ее статью. Господи, неужели ему и впрямь небезразлично, что она о нем написала. Затем, подойдя к озеру и увидев его во всей красе, от которой захватывало дух, Иэн подумал, что как было бы здорово, чтобы Мойда оказалась рядом.
С маленького островка вспорхнули гуси и, громко хлопая крыльями, поднялись над водой, взлетая все выше и выше, устремляясь в сторону моря, пока не превратились в темные стрелки на фоне неба.
Глядя им вслед, Иэн вспомнил Мойду, ее острый свободный ум, взлетающий к высотам, недоступным для других людей. Да, в тот момент, стоя на террасе, он знал, знал, что любит ее, как никогда никого не любил раньше.
Он был уже взрослым и достаточно опытным, чтобы понять, что у любви много сторон и много граней. Он любит Линетт за ее красоту, за то, что на нее приятно смотреть, за то, что она настолько желанна, что его сердце начинало биться чаще и кровь быстрее бежала в его жилах.
Но все это время внутренний голос твердил ему, что это недолговечно. Его любовь — если это можно так назвать — может угаснуть или измениться с той же легкостью, с какой Линетт могла надеть другое платье или изменить прическу. Это была не одухотворенная любовь, а лишь восхищение знатока прекрасным произведением искусства. Его любовь к Мойде была совсем иной. Теперь Иэн знал это и боялся — нет, не потерять свою любовь, а оказаться недостойным ее. Это было именно то, что он искал всю жизнь; нечто такое, к чему он стремился, сам того не осознавая, но всегда упорно и настойчиво. Нечто такое, из-за чего каждая встреченная им женщина казалась не соответствующей его меркам, которые до сегодняшнего дня он и сам не осознавал.
В первую очередь его привел в восторг ум Мойды — проницательный и острый, как закаленная сталь, быстрый и точный, как кинжал. Возможно, Иэн бы и дальше восхищался именно этим ее качеством, не испытывая любви, если бы не увидел, какой теплотой и нежностью она окружила детей.
Мойда напоминала ему юную мадонну с картин итальянских живописцев — темные волосы, оттеняющие чистый лоб, изогнутые брови над скромно опущенными глазами, мягкие алые губы — такая женственная, хотя умом не уступит любому мужчине.
Такая женственная, подумал он, увидев ее выходящей из комнаты в гостинице, после того как она уложила детей спать. После долгих часов, проведенных в машине, Мойда выглядела усталой и немного растрепанной. На ней был знакомый зеленый свитер и клетчатая юбка, а волосы слегка взлохмачены, потому что дети перед сном обнимали ее за шею. В тот момент Иэн понял, какой он хочет видеть женщину — с ласковым взглядом и нежными губами, готовыми дарить и принимать поцелуи, исполненные не страсти, но любви.
Такой женственной казалась ему Мойда, ее стройное, изящное тело в тот момент, когда он сообщил ей, что заказал обед, а пока у нее есть время принять ванну. Затем он закрыл дверь с чувством, что теряет нечто очень важное, хотя в тот момент и не мог понять, что именно.
Сейчас он знал. Он не осмеливался, он не мог потерять ее. Ведь наконец он обрел то, к чему в глубине души стремился всю жизнь. Это было самое заветное, сокровенное желание его сердца, всего его естества. Как странно, подумал Иэн, что ему вообще пришла эта мысль! Многие годы его собственная душа ничего не значила для него, но он помнил, что она никуда не делась, она была, его частью, очень важной частью. Иэн был уверен, что это скорей душа, чем сердце, узнала Мойду и поняла, что она за человек.
80 
