Фиби молча слушала, не в силах говорить или двигаться.
– Нет, – мягко продолжал он. – Настоящая девушка была там, на моей кровати, той ночью – теплая, страстная и желающая. Хотите, чтобы я доказал вам это?
Эштон моментально настиг Фиби. Его руки грубо схватили ее и привлекли к себе в порыве, который не терпел отказа. Его поцелуй был неистовым, безжалостно крадущим всю свежесть и сладость ее губ.
Фиби попыталась оттолкнуть Доминика, но его грудь была словно каменная стена, и она, ощутив биение его сердца под своими пальцами, почувствовав нарастающую, отчаянную дрожь тела, ответила.
Отступать было уже поздно.
Она покорилась его рукам, и он немного ослабил свои объятья. Его губы обжигали ее поцелуями, двигаясь вдоль шеи, а руки с дерзостью ощупывали упругость груди.
Доминик расстегнул пуговицы на ее платье, стянув мягкую ткань с плеч, затем скользнул к полоске бюстгальтера с тем, чтобы освободить ее грудь от кружевного плена.
От первых прикосновений к нагому телу ее соски затвердели от возбуждения. Она услышала свой собственный прерывистый вздох наслаждения, когда он коснулся губами напряженного темного соска, нежно лаская его своим языком.
Ее тело таяло, наполненное странным томлением. Когда Доминик поднял ее на руки, она не оказала сопротивления, позволив ему отнести ее на толстый ковер, лежащий перед камином.
Он лег рядом с ней, целуя ее, теперь уже нежно и очень чувственно. Затем неторопливо развязал пояс на платье и расстегнул оставшиеся пуговицы.
Он посмотрел на нее и тихо сказал:
– Я мечтал видеть тебя такую, касаться тебя. Ты вся как благоуханная чайная роза.
Она почувствовала быстрые, нежные, жгучие прикосновения его губ к ложбинке между грудей. Потом его ладони сжали трепетные холмики, а губы медленно, желая продлить удовольствие, целовали их.
Я об этом мечтала, в сладком томлении подумала Фиби.
Доминик ласкал все ее тело нежно и чувственно, знакомясь с каждым дюймом шелковой кожи. Она упивалась его прикосновениями, никто никогда еще не прикасался к ней так, и она тихо, сладострастно стонала в плену всепоглощающей сжигающей, страсти. Ее охватила истома, ранее неведомая. Тело беспокойно двигалось в поисках все новых наслаждений, подчиняясь сладостному ритму движения его пальцев.
– Прошу тебя, не останавливайся. – Фиби с трудом узнала свой собственный всхлипывающий шепот.
– Никогда.
Она ощущала его внутри себя и вдруг почувствовала, как все в ней будто взорвалось.
Дрожа всем телом, Фиби медленно возвращалась к действительности. Доминик стирал губами слезы с ее лица.
– Ты должна была познать это наслаждение, – прошептал он.
И она улыбнулась ему нерешительно, не в силах скрыть своего изумления, потому что никогда прежде не знала о существовании подобного экстаза.
Неожиданный резкий звонок телефона вторгся в их идиллию.
– Не бери трубку! – Фиби схватила его за руку.
– Я должен, иначе Кэрри придет выяснять, что случилось. – Он мягко освободил руку и подошел к письменному столу.
Фиби увидела, как изменилось его лицо. Она ощутила холод и странное чувство неловкости, как будто в комнате появился кто–то третий.
– Добрый вечер, Серена. Чему обязан неожиданным удовольствием?
Фиби замерла, в полной растерянности уставившись на Доминика.
Тот слегка нахмурил брови.
– Если ты этого желаешь, – проговорил он безразличным тоном. – Разумеется, Тара будет счастлива. – Еще пауза, затем: – Да, конечно. Доброй ночи.
И с величайшей осторожностью положил трубку, потом пересек комнату и налил себе глоток спиртного.
– Моя бывшая жена, – чеканя каждое слово, произнес он, – приезжает провести с нами Рождество. Я, пожалуй, пойду сообщу эту неожиданную новость Кэрри.
Он посмотрел на Фиби, сидевшую на ковре и державшую платье перед собой. Его лицо показалось ей совсем чужим.
Эштон сказал:
– Думаю, при данных обстоятельствах вам лучше одеться, не так ли? – и, залпом выпив виски, вышел из комнаты, оставив ее в одиночестве.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– Моя мечта сбылась, – радостно объявила Тара. – Мамочка будет здесь на Рождество.
– Да что ты! – Фиби натужно улыбнулась. Она чувствовала себя совсем разбитой.
Она вела себя как дура. Очертя голову доверилась рукам Доминика. Завороженная его поцелуями, покоренная его ласками, лишилась на время рассудка. И теперь вынуждена пожинать плоды. Он более чем подтвердил свое мнение о ней.