211 
— Опять ты сбиваешь меня с толку, старушка, — вздохнул он. — Любишь ты таинственность напускать. Всегда такая была.
— Вот о ком я говорила, вот кого мы ненавидим всей душой — того, от кого нам никуда не деться. Того единственного, которого мы могли бы узнать до конца, если б решились на это.
Уоллис только головой покачал. Совсем, мол, рехнулась.
— Тебе там в еду что-то подмешали, старушка? Мозги промыли? Шарики за ролики зашли?
Он сунул палец под клапан конверта и раскрыл его, вытащил фотографию бережно, как лотерейный билет, но тридцать лет профессионального притворства не уберегли его от потрясения — вся кровь отхлынула от щек Джима, когда он уставился на этот снимок.
3 мая 1971 года два новых телохранителя, приставленные к Вальтеру Ульбрихту главой Штази генералом Мильке, задержали первого секретаря в тот самый момент, когда он снаряжался на 16-е пленарное заседание Центрального комитета. Его повели на долгую, утомительную прогулку вдоль реки Шпрее. К тому времени, как Ульбрихт вернулся на заседание, Эриха Хонеккера успели уже выбрать первым секретарем Центрального комитета и председателем Национального совета безопасности.
Книга третья
Блуждающие тени
Глава 39
Сентябрь 1989 года, коттедж Андреа, Лонгфилд, Оксфордшир
— Этой перестройкой я и ограничилась, — повествовала Андреа. — Снесла эту стену. Надоело бродить из кухни в столовую и обратно.
— Кстати, насчет перестройки, — забурлил Кардью.
— Ты обещал не упоминать о нем, — вмешалась Дороти.
— О ком это?
— Ты прекрасно знаешь о ком! О Горби.
— Лично я запрещаю в разговорах только одну тему: цены на недвижимость, — улыбнулась Андреа.
— Слушайте, слушайте! — поощрил ее Роуз.
Среди гостей, собравшихся на первый организованный Андреа прием, лишь четверо обходились без государственных наград. Это были, во-первых, ее соседи, скульпторы Рубио и Венеция Райтио, по происхождению финны. Третьим был дружок сэра Ричарда Роуза, тайский танцор, которого все звали Бу, а сам он, если Дикки принимался важничать, именовал себя «леди Бу». На вечере также присутствовали сэр Мередит и леди Дороти Кардью, Джим Уоллис, кавалер ордена Британской империи, со своей французской женой Терезой. У нее наград тоже не имелось.
— Где вы добыли этот стол? — От вопросов Дороти не увернешься. — Эпохи королевы Анны, ведь верно?
— Всего-навсего копия, Дороти.
— Он говорит всякие разумные вещи, — накалялся тем временем Кардью. — Этот Горби знай себе твердит: гласност, пэрэстройка…
Дороти выразительно закатила глаза.
— Я-то думала, пэрэстройка — это сани с лошадками, — попыталась разрядить обстановку Венеция.
— Сани с лошадьми — тройка, — поправил ее Роуз. — Пэрэстройка — изменение строя.
— Скучи-ища, — проныл Бу, наизусть знавший все рацеи Роуза.
— Лучше уж сани с колокольчиками, — вздохнула Дороти, пытаясь оживить светскую беседу.
— А гласност — открытость, — закончил Роуз, привыкший просвещать глупцов.
— Нет-нет, вы ошибаетесь, — подколола его Венеция. — Москва велела всем и каждому вывести запряженные тройкой сани, надеть шубы и муфты и скакать куда глаза глядят по густому снегу.
Роуз, сдаваясь, вскинул руки. Бу игриво хлопнул его по ноге.
— Какая разница! — вмешался Уоллис. — По-моему, Горби просто шарлатан. Что бы он там ни говорил, красным он был, красным и остается. Единственное, что в нем есть привлекательного, — это его жена.
— Невозможно ненавидеть человека с такой tache de vin на лбу, — вмешалась Тереза. — Il est tres, tres sympa.
— О чем это она? — удивился Кардью.
— Ей нравится горбачевская родинка, милый, — пояснила Дороти. — Этот остров или целый архипелаг… вызывает симпатию.
— Он еще стукнет железным кулаком по столу, — напророчил Кардью. — Вот увидите, политбюро его настропалит, и еще до Нового года он начнет крушить налево и направо.
— Думаю, он справится, — вмешалась Андреа.
— Справится с чем? — изготовился к новой схватке Кардью.
— Разрушит стены, устроит настоящую перестройку. Я думаю, он откроется до конца, уберет железный занавес. Избавится от социалистического лагеря. Россия больше не может тянуть эти союзные государства. Пусть теперь сами выкарабкиваются.
211 
