Если молодой человек и был удивлен, увидев его, то и вполовину не так сильно, как инспектор.
— Я просто не узнаю вас, — не смог скрыть изумления Гварначча.
— Со мной все в порядке. Выспался, только и всего. — Напугавшее вчера инспектора мертвенно-бледное, плохо вменяемое существо превратилось в приятного молодого человека с большими зеленовато-карими глазами, и если они все еще выражали беспокойство, то угадывалась в них и искренняя признательность. — Я обычно принимаю снотворное до начала мигрени, когда начинает ухудшаться зрение, но не в этот раз… Вы понимаете.
— Разумеется, понимаю. Однако я еще вчера говорил вашей сестре, что ваше бодрствование было бессмысленным. Никто не позвонит. Моя машина под окнами. Надеюсь, я не слишком бесцеремонно поступил, придя сюда, но я хотел бы побеседовать с вами…
— Я рад вашему приходу. Это правда, что Патрик — Патрик Хайнс — настаивал, чтобы мы все сделали сами. Он американец и не доверяет местным властям. Простите, что я так говорю, но…
— Не волнуйтесь. Такое бывает.
— Понимаете, он считает, что частный детектив будет работать только в наших интересах, тогда как вы захотите прежде всего арестовать похитителей.
— Отчасти он прав, — признал инспектор, — но невозможно представить, что мы сочтем успешным дело, если потеряем жертву.
— Нет, конечно, но он предполагает, что вы можете пойти на больший риск, чем…
— Когда вы познакомитесь с капитаном Маэстренжело, то поймете, как трудно представить себе его идущим на риск, тем более если предстоит рисковать человеческой жизнью! К тому же мы не собираемся возражать против того, чтобы вы наняли частного детектива, если он согласен сотрудничать с нами. Но могу ли я попросить вас сначала поговорить с капитаном и прокурором? Это ведь благоразумно, как вы полагаете?
— Более чем. Откровенно говоря, для меня это огромное облегчение. Не представляю, как бы мы справились одни.
— Вы бы и не справились. Никто не смог бы. Не верьте, если вам говорят, что кто-то справился самостоятельно.
— Наверное, вы правы. Могу я попросить о любезности? Остановите ненадолго машину, пожалуйста. Я десять дней не был на воздухе и, когда вернусь, отправлюсь прямо в мастерскую. Не хочу тратить ваше время, и все же…
— Нет проблем, мы непременно пройдемся, — успокоил юношу инспектор.
Возможно, Леонардо и оправился от мигрени, однако душевные страдания сделали его настолько рассеянным, что он и не заметил, что инспектор выбрал очень длинный маршрут, взбираясь на виа Микеланджело, хотя имел разрешение ездить через центр города. Инспектор чувствовал, что сейчас полностью владеет вниманием Леонардо Брунамонти, но не был уверен, что удержит его, когда появится Хайнс. Он припарковался, не доезжая до статуи Давида, они вышли из прогретой солнцем машины, и на них тут же набросились порывы ледяного ветра, от которых перехватывало дыхание.
В молчании они шли вдоль мраморной балюстрады. Внизу простирался гобелен красных крыш, блестящего белого мрамора и оливково-зеленой реки, спокойной и полноводной. Огромный, ярко раскрашенный автобус припарковался на площади, и туристы склонились над балюстрадой, пристраивая камеры, ветер ерошил их меха и заставлял краснеть носы.
Гварначча следовал своей обычной тактике, то есть хранил молчание. Некоторое время Леонардо шел, глубоко вдыхая холодный воздух, а затем посмотрел вверх, на темные, покрытые кое-где снегом горы на горизонте.
— Она ненавидит холод… Она рассказывала нам о первых годах, проведенных здесь, как она мерзла и мучилась от этого. Представляете, приехать сюда из Калифорнии! Эти полы — камень, мрамор. В Америке полы застилают коврами… Они где-то прячут ее, да?
Инспектор избегал его серьезного взгляда.
— Это в интересах похитителей — сохранить ей жизнь и здоровье. Требуя выкуп, они должны будут предъявить тому доказательства. Вы скоро получите от нее известие, — уверил он Леонардо.
— Раньше мне никогда не приходилось так близко с этим сталкиваться, но я слышал, что людей держат в самых ужасных местах… Вы думаете, она даст о себе знать? Они позволят ей написать или что-то в этом роде?
— Написать, да… — Он не стал поправлять юношу: похитители не только «позволят», они прикажут ей написать.
Глаза инспектора были прикованы к северным горам, темные очки смягчали резкие контрасты черного и белого. Темные, суровые горы. Некоторые считают их прекрасными и говорят о диких орхидеях и спарже, непроходимых лесах, полных грибов, трюфелей и кабанов, покрытых щетиной. Безбрежные первобытные ландшафты, живописные стада овец, прохлада в разгар лета.