очень нудно 
49 
Он замер и убрал руку. Я потянулась за ним, но он оттолкнул меня. Прошуршала застежка палатки. Я почувствовала запах нового человека, но внутрь он не вошел. Я ощутила напряжение Лесоруба. Кажется, человек снаружи что-то сказал. Я точно знала, что это босс. Затаилась, как мышь, пока не услышала, как молния закрылась и не почувствовала, что Лесоруб расслабился. Босс ушел. Это был не простой визит. Я уже научилась узнавать то напряжение, повисавшее вокруг, когда он был здесь, но лишь раз поняла, что он смотрит на меня. Я скоро выяснила, какая причина привела его сюда — помимо желания проверить состояние товара, которым, полагаю, он руководствовался обычно.
— Открой глаза, — услышала я. Открыла. Хлопковая куртка Лесоруба, его огромные руки, мнущие использованный пластырь, оливковый свет в палатке.
— Ты, кажется, боялась ослепнуть, да?
Какое облегчение! Мои глаза сразу же обследовали палатку. Принес ли он газету? На нем, разумеется, была лыжная маска, и все же я попыталась взглянуть ему в глаза.
— Газета. Вы обещали…
Он принес не целую газету, а только статьи обо мне — две страницы. На первой была моя старая фотография — когда я еще была моделью. Тот мир разрушился, и обломки уплывали от меня. А на следующей странице… Не могу передать вам, как меня это подкосило! Газетчики раздобыли фотографию Лео двухлетней давности. Он смотрит на ней через плечо назад, прямо в камеру, светлые волосы немного длиннее, чем он носит сейчас, одет в толстый узорчатый свитер. На газетной полосе виден был только крошечный кусочек свитера, но я помнила его так хорошо — красный и зеленый узор на белом фоне. Остальная часть фотографии выглядела сознательно размытой, хотя, возможно, это была просто плохая газетная копия. Снимали во время зимнего отпуска, я приколола фото к доске для заметок в офисе. Как они ее заполучили?
И фотография Катерины! Моя маленькая девочка! Не могу сказать, когда она была сделана, но точно недавно. Можете себе представить, что я почувствовала, когда узнала воротник одной из моих шуб. Мысль о том, что она таким образом искала утешения, разбивала мне сердце. В школе, когда у меня было свидание с мальчиком, я надевала его свитер. Это словно объятие, со мной оставался его запах. Я зарыдала, хотя даже без пластыря рыдания оставались у меня глубоко в груди, я привыкла бояться слез. Плакала так сильно, что так и не прочла ни слова, ведь вскоре Лесоруб забрал газету и положил в карман. Эти снимки взволновали, потрясли меня, вернули в действительность. Мои милые чудесные дети!
Я попыталась успокоиться и подумать, на какой стадии находятся переговоры о выкупе.
Представляла приезд Патрика, думала: позвонили ему мои похитители или еще нет? Я хотела знать, сколько они запросят, и обсудить это с Лесорубом, потому что все еще была убеждена, что у них ложная информация, а я собиралась рассказать им о моих реальных возможностях, которые они смогут проверить. Подсчитывала, сколько времени потребуется на то, чтобы собрать деньги, мне было интересно, как они сговариваются о таких вещах. Я была уверена, что освобождение должно быть совсем близко — времени прошло так много! — именно эта мысль заставляла меня есть и пытаться сохранить себя в хорошей форме. Но у меня не было никакой информации, а сейчас газета уже лежала в его кармане, я упустила свой шанс. И не имело смысла просить. Я все еще рыдала, почти выла, и не смогла бы ничего прочитать.
— Синьора, успокойтесь. Вы не должны плакать.
Голова в черной маске отодвинулась от моего уха, и я попробовала снова взглянуть через узкие прорези ему в глаза, послушно перестав рыдать:
— Почему вы назвали меня синьорой? — Он не ответил. — Потому что я вас вижу, да?
Он впервые обратился ко мне официально, на «вы» — так, как мы разговаривали бы там, в реальном мире. До сих пор он всегда пользовался невежливым «ты». Я попыталась извлечь выгоду из этого внезапно обретенного чувства собственного достоинства и попросила:
— Пожалуйста, позвольте мне побыть без пластырей подольше.
— Я так и собирался сделать. Ты должна написать письмо, — перешел он вновь на «ты».
Я смутно припомнила другое похищение, с письмами, полными полемического или политического вздора, разосланными самым разным людям — одно было отправлено архиепископу Флоренции. Они этого хотят от меня, воображая, что у меня есть влиятельные друзья?
— Но я не знаю никаких влиятельных людей…
49 
