32 
Письмо ушло в Константинополь, к тамошнему австрийскому консулу, но ответа долго не было, и Чома отправился в дорогу, оставив прощальное письмо своим британским покровителям. Там же он оставил завещание на случай своей гибели в пути и диплом.
Кёрёши намеревался отправиться в Бухарский эмират, а если позволят обстоятельства – в Самарканд. Путешествуя с караваном, чтобы не подвергать свою жизнь опасности и не вызывать ненависти религиозных фанатиков, которые равно не выносили гяуров-неверных, то есть европейцев, и суннитов, он переоделся армянским купцом. Христиан-армян мусульмане терпели как хороших торговцев.
Восточная Персия и соседние регионы всегда были неспокойными из-за нескончаемых религиозных междоусобиц, поэтому редкие караваны рисковали пробираться по этим опасным землям, да и им приходилось подолгу выжидать благоприятного момента. Путь в Бухару для Чомы затянулся почти на 7 месяцев. Но наконец он все же добрался до столицы бухарских эмиров и был на пороге Внутренней Азии – цели своего путешествия, где чаял найти венгерскую прародину. И вновь его карманы были пусты.
Но едва Кёрёши прибыл в Бухару, распространились слухи о приближении сильной русской армии для захвата города, и все чужестранцы поспешили покинуть его в противоположном от ожидаемого нападения направлении, дабы избежать обвинений в шпионаже в пользу Российской империи. Чома тоже почел за лучшее присоединиться к одному из караванов, направлявшихся на юг. Так он прибыл в Кабул.
Добравшись через пески Кара-Кума до мест Балх и Кулум, нужно было перевалить через горную цепь Гиндукуш в Бамьянской долине. Там, на середине пути от Балха к Кабулу, в Бамьянской седловине в 5000 метров высотой, Чома заметил вырубленные в скале колоссальные каменные статуи, одну большую и две поменьше. Впоследствии он первым из ученых описал их, считая, что они изображают Будду с учениками. Об истинном значении бамьянских колоссов можно прочесть в «Тайной доктрине» Е. П. Блаватской – на самом деле их пять, и они изображают пять основных рас в истории человечества.
В Кабуле Кёрёши не нашел земляков из Европы, но узнал, что близ Пешавара в Индии на службе у хана находятся два офицера-европейца. И вновь он оказался перед выбором: вернуться весной обратно в Бухару и из нее следовать дальше во Внутреннюю Азию или же разыскать этих европейских офицеров и с их помощью пробраться через Кашмир в Тибет, оттуда проникнуть в Китай и Монголию, куда он собирался первоначально. Безусловно, его выбор был предопределен его грядущей миссией, хотя на первый взгляд причина была весьма прозаическая: нехватка денег. Еще на афганской земле ему удалось встретить французских офицеров, которые были рады европейскому путешественнику, знавшему их язык. Верхом они сопровождали Кёрёши до самого Пешавара. В одиночку проникнуть в Индию он бы не смог: тут тянулась опасная зона, Ягистан, или Земля Мятежников, где в неприступных скалах скрывались афганские племена, нападавшие на всех подозрительных чужеземцев. По дороге бывшие наполеоновские генералы с изумлением слушали смелые планы венгерского путешественника. Они убедили Кёрёши не пытаться попасть в Тибет из Кашмира, так как в это время горные цепи непроходимы, а ехать с ними в Лахор, столицу княжества сикхов.
Там Чома распрощался с французами и отправился на восток, чтобы потом повернуть к северу, в Джамму и Сринагар. Из древней кашмирской столицы в компании с четырьмя паломниками он прошел 400 километров через горные перевалы в Лех, главный город королевства Ладак. Оттуда он думал двинуться с караваном в Восточный Туркестан, к Яркенду, но путь оказался непосильным, и он решил вернуться обратно в Лахор.
Дорогой он ночевал в караван-сараях, спал на голых досках или прямо на земле, питался же соленым чаем с бараньим салом, как это принято у монголов; лишь изредка мог есть немного рису или в кашмирском «райском саду» утолять свой голод и жажду парой фруктов.
На границе Кашмира его ждал последний, изменивший всю его судьбу поворот. Пока он в своем пыльном азиатском кунтуше брел по пыльной дороге вниз, навстречу ему поднимался верхом на коне европейский господин. Он был наверняка потрясен, когда путник в поношенных лохмотьях окликнул его по-английски. И не мог поверить тому, что рассказал о себе странник – ведь документов у Чомы с собой не было.
Однако британский уполномоченный, внимательно выслушав подозрительного странника, убедился, что перед ним не русский шпион, а человек чрезвычайно образованный, великолепно знающий европейские и восточные языки, хотя его материальное положение оставляло желать лучшего. Как человек практичный, он устроил ученому испытание – предложил перевести перехваченное у русского шпиона письмо. Это оказалось секретное послание русского министра иностранных дел графа Нессельроде к пенджабскому радже, крайне важное для британских властей. И хотя Чома отлично выдержал первое испытание, ему предстояло второе: он должен был выучить совершенно неизвестный тибетский язык. Уполномоченный британского правительства пообещал ему финансовую помощь, если это изучение пойдет успешно. Далее Чома должен был взяться за составление первого научного и практически пригодного англо-тибетского словаря. Материальное положение венгерского ученого вынуждало его принять это предложение, хотя и приходилось отступить от намеченной цели. Кроме того, Чоме вспомнилось мнение санкт-петербургского академика Шмидта о том, что уйгуры, которых он ищет, – не тюрки, а тибетцы. Он надеялся, что решит эту загадку, а заодно сможет разыскать в тибетских книгах интересные новые источники о древней венгерской истории. Он думал, что работа эта займет несколько месяцев, и даже не мог предположить, что она станет главным делом его жизни!
32 
