очень нудно 
40 
— И вы, конечно, сидите. Сидите в межзвездной пустоте, — восторженно добавляет она.
Прелестно! И с кроваво-красным ореолом Зла, обвивающимся вокруг моей головы, я полагаю. И потом — откуда она знает, что нарисовала меня в фиолетовом платье? Может быть, она ошиблась и сделала его желтым. Солнечно-желтым. Желтое так идет брюнеткам.
— Я начала рисовать Леонара, — продолжает она. — Он тут недавно приходил позировать.
Вот именно, позировать, и, я полагаю, обнаженным.
— Я провела руками по его лицу, по его телу…
Надо же!
— … чтобы поймать суть, которая потом ляжет на полотно.
Не знаю, кто и где уж там лег, но…
— А Летиция нам помешала, это очень обидно, в такой хрупкий, в такой деликатный момент.
Сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.
— Столько злости в таком юном, таком невинном сердце… Иногда мне кажется, что, хотя она может видеть и двигаться, она страдает из-за своих недостатков больше, чем вы или я. Вам следовало бы с ней поговорить.
Ага, с помощью моего компьютера, воспроизводящего голос Каллас.
— Сказать ей, что ее молодость должна оградить ее от всякой ревности. Леонар ее очень любит…
О' кей, но ведь это с тобой он…
— Он ее уважает.
Ну, эти слова я слышала три тысячи раз. Если парень уважает девушку, значит, он не хочет ее, и точка.
— Вы знаете, что Леонар был знаком с мужем молодой погибшей женщины?
Муж молодой погибшей женщины? Эннекен?
— Он учился с ним на втором курсе в Ницце. По словам Леонара, настоящий мерзавец.
Но, может быть, Леонар был знаком и с Марион? Я хватаю блокнот, пишу «Предупредить Лоръе», протягиваю листок перед собой… вслепую и только потом вспоминаю, что Жюстина не может читать. Ее рука натыкается на листок.
— Ах, вы хотите что-то сказать мне! Подождите, я вам дам чашку с песком.
В голове мелькает глупая мысль — лоток для кошки, но тут она ставит мне на колени прямоугольную коробку, наполненную тонким песком.
— Пишите на песке, тогда я смогу прочесть.
Для краткости я пишу «жандармы». Жюстина водит пальцем по буквам.
— Жандармы? Вы действительно думаете, что им это будет интересно? Шапочное знакомство между студентами, еще до женитьбы Эннекена?
Я стираю надпись и пишу: «Точно тот Э. ?»
— Думаю, да. Леонар говорит не очень длинными фразами, как вы знаете. Эннекен — не такая уж распространенная фамилия, а Эннекен, занимающийся информатикой… В любом случае, какая тут связь с этими ужасными убийствами?
А почему Леонар решил рассказать тебе об этом? Тем более что ему так трудно говорить.
Она берет коробку с песком. Визит закончен. Я потихоньку продвигаюсь туда, где, по моим расчетам, находится дверь. Бум! Я машинально вытягиваю руку. Смятая простыня. Кровать. Я отъезжаю назад. Бум!
— Боже мой! — безнадежно восклицает Жюстина.
Потом, взяв себя в руки, продолжает:
— Вы недостаточно пользуетесь своим внутренним сонаром, Элиз. Тем, что я называю нашим инфракрасным зрением, позволяющим нам различать в темноте формы. Тепловые массы. Твердые объемы. Надо, чтобы ваш сонар постоянно обшаривал окружающее пространство, и вы увидите, вы у-ви-ди-те!
Она снова начинает считать вслух и везет меня к двери. Оказавшись в коридоре, я веду рукой по стене, чтобы ориентироваться. Вторая дверь направо — моя. Открываю. Наверное, я оставила включенным радио, контр-тенор поет Гайдна.
— Кто… ам? — говорит радио.
Леонар? В моей комнате!
Я действительно ощущаю тепловое излучение этой жестикулирующей массы.
— Ч-то хо-ти-те? — спрашивает он.
Именно этот вопрос я собиралась задать ему. Беседа обещает быть трудной. Блокнот: «Вы знали Эннекена?»
— Да. У-чи-лись.
«А его жену, Марион? »
— Не-ет. Э-лиз… при-нять душ.
Это он изящно намекает, что от меня воняет? У бедняги крыша поехала, или что?
— Вый-ти, по-жа-луй-ста.
Да что он несет? Я поднимаю руку, чтобы возразить, и натыкаюсь на живот. Голый. Волосатый. Я отдергиваю руку, словно засунула ее в муравейник. Живот, со своей стороны, отскакивает назад. Он голый, в моей комнате! Представляю, как Леонар, напевая Гайдна, насилует под душем меня, подвешенную за волосы к карнизу для пластиковой занавески.
— Вый-ти, — повторяет Леонар.
Если ты собираешься зверски овладеть кем-то, то не станешь просить объект своего вожделения уйти. У меня появляются определенные подозрения. Блокнот: «Где мы?»
— Мо-я ком-на-та.
Да, я всю жизнь путала право и лево. Рассыпаюсь в немых извинениях и со всей возможной поспешностью покидаю комнату. Пересекаю коридор. Наконец, моя дверь! Открываю, въезжаю и — бум! Натыкаюсь на две ноги в теннисных туфлях.
40 
