98 
— Леонар стоит прямо перед тобой, любовь моя, ты не промахнешься! — шепчет мне Мерканти, и теперь его кислое дыхание перебивает запах жевательной резинки. — Видела бы ты его, можно подумать — святой, готовый к мукам!
— Господь отторгает нерешительных! — убежденно произносит Мартина.
Я разжимаю пальцы, пистолет падает на пол.
Пощечина. Такая сильная, что теперь я слышу только какой-то резкий свист. Потом внезапно — голос Яна, кажущийся мне громовым:
— Мерканти, если она продолжит в том же духе, займешься милой Иветт. Спецкурс с массажем дрелью.
Меня снова хватают за руку, снова мои пальцы сжимают на металлической рукоятке. Мой указательный палец кладут на спусковой крючок. Этот указательный палец, который я столько времени разрабатывала. Не зная, что из орудия освобождения он может превратиться в орудие убийства. А если бы я это знала, интересно, я бы еще сильнее хотела жить?
У меня три возможности:
1) Выстрелить в сторону Яна. Что это изменит? Убью я его или не убью, это станет сигналом к страшной бойне.
2) Выстрелить в себя.
3) Нажать на курок. Это спасет Иветт? Не думаю.
Три, а не четыре возможности. Не думаю, что выстрел в Яна или в кого-то еще принесет пользу. Убить себя у меня не хватит мужества. А принять третий вариант я не в силах.
Полное отчаяние.
— Стреляйте же, Элиз. Леонар ждет. Ему не терпится воссоединиться со своим создателем, — ласково говорит мне Мартина.
Кто-то начинает петь. Контр-тенор. Гендель. «Lascia ch'io pianga».
— Настоящее чудо! — восклицает Мартина. — Господь вернул ему голос! О! Какой прекрасный из него выйдет ангел!
— Подождите, это надо снять! — говорит Летиция.
Жужжание камеры Жан-Клода.
Меня тошнит.
— «Смерть Леонара», единственный дубль! — объявляет Летиция.
Жюстина бормочет что-то на непонятном языке. Мадам Реймон без конца сморкается. У меня так дрожит рука, что я еле удерживаю пистолет. И меня тошнит.
— Что мне делать? Начинать со старухой? — нетерпеливо спрашивает Мерканти.
— Давай.
Иветт стонет. Настоящий, полный боли и испуга стон.
Я не знаю, что делает с ней этот мерзавец, но я знаю, что ей больно. Я не хочу слышать, как она стонет. У меня еще на слуху убийство Эмили. Я не МОГУ слушать это.
Гендель заполняет тишину, пахнущую кровью и ужасом. Голос с легкостью выводит мелодические линии, голос становится кристально чистым, как живая вода, как бьющий родник, как дыхание ангела.
Рвота подступает к горлу.
Верещание дрели.
Спазм, отрыжка, горячая и липкая жидкость стекает по подбородку, по рукам…
— А, чтоб тебя, сучку рвет! — вопит Кристиан. Вопль Иветт.
Настоящий вопль.
Вопль, вопль, вопль…
Мой палец нажимает на спуск.
Взрыв.
Голос запинается, захлебывается, умолкает.
Шум медленно падающего на пол тела.
— Прямо в яблочко! — восклицает Ян, похлопывая меня по плечу.
Прежде, чем я успеваю подумать о том, чтобы выстрелить еще и еще раз, во все стороны, оружие вырывают из моей руки. Нервная судорога пробегает по векам, по щекам, по груди, я чувствую, как меня захлестывает, сотрясает, как игрушку, волна ужаса, я задыхаюсь, я пытаюсь дышать, слизь в горле, помогите…
Я убила Леонара.
Моя рука обтирает рот, нос, я провожу рукавом по мокрым губам. Жуткий вкус. Жуткий холод внутри. Ко мне возвращается способность думать — так же ясно, отстраненно, объективно.
Я, которая чувствовала себя виноватой, если убивала муху, я только что добровольно нажала на спусковой крючок огнестрельного оружия, чтобы защитить Иветт, за два часа я убила уже второго человека.
С Дюпюи речь шла о правомерной защите. Но сейчас я совершила убийство.
В этот момент мне становится ясно, что я принадлежу к расе выживающих, тех, кто готов на все, лишь бы выжить. Да, мое желание жить всегда пересилит все остальное.
Из тупого замешательства меня выводит голос Яна:
— Пошли, давайте все на улицу!
15
Кто-то хватается за мое кресло. Это Иветт, она плачет, ее горячие слезы капают на мои холодные руки. Мне бы очень хотелось расплакаться. Освободиться от наступающего ледника, неумолимо заполняющего мои вены и легкие.
— Простите меня, — говорит она, непрерывно сморкаясь, — но он начал резать мне ляжку насадкой для бетона. Мне так жалко этого бедного мальчика, я не хотела кричать… Но я не смогла… Он придвигал дрель все ближе к моему животу, и…
Это я виновата. Это я выстрелила.
98 
