очень нудно 
46 
— Короче, — резюмировал Артемон. — Пырнуть Витька мог любой из тех, кто типа спит в корпусе.
— А я думаю, что это повар, — шепотом выдал Суслик.
— Это еще почему? — удивилась я.
— Нож-то из столовки.
— И что? Незаметно стянуть любой мог. Ножи на видном месте лежат.
— Но у него такое зверское лицо, — не унимался Суслик. — И мяса он не докладывает.
— Так за это его мочить надо, а не ему, — как бы пошутил банкир.
— А мне кажется, это сторож, — внесла свою лепту в идиотское расследование Галина Ивановна.
— А он-то что вам не докладывает? — хохотнул Артемон.
— Он спортсменов не любит, потому что хромой. Вот и…
— Хромой он, потому что старый, — вмешалась Ксюша. — Ему лет 100, наверное.
— А, может, это… — Галина Ивановна подозрительно зыркнула на Суслика. — Мишаня а это не ты? Ведь он у тебя недавно лаборанточку увел? Ну ту, с косой…
— Вы чего это? — перепугался Суслик. — Чего удумали? Я никого и пальцем…
— Увел или нет? — нахмурился Артемон.
— Увел, но это же не повод…
— Может, и Петюня у тебя кого уводил?
— Нет, — в панике заголосил Суслик.
— Год назад, — прокурорским тоном отчеканила Галина Ивановна, — он отбил у него Катю — бухгалтершу. Я помню.
После этих слов все, даже неспособный на негативные чувства Лева, посмотрели на Суслика с подозрением. Сам же обвиняемый посерел и выпалил:
— А Петя и у Сереги девушку увел. Вот.
— И что из того? — взвился Серый.
— А еще у Стапчука, — продолжал обличать Суслик.
— Чего придумываешь? — взревел радист. — Никакая она мне не девушка была. Я с ней только раз в кино сходил.
— Да этот Петя у всех баб уводил! Он же маньяк был сексуальный!
— У меня не уводил! — хохотнул Тю-тю.
— А еще, — не унимался Суслик, — Петька у Галины Ивановны еще до кризиса тысячу долларов занял, и все не отдавал, может, она разозлилась и прибила его…
— Я тебя сейчас прибью! — взвыла начальница патентного бюро. — За клевету, гаденыш ты эдакий!
— Но ведь занимал? А Галина Ивановна?
— Он не только у меня! У многих! И никому не отдал! — она сделала большие глаза. — Еще Петька шантажировал Стапчука! Я знаю! Он как-то прознал, что Стапчук болеет нехорошей болезнью и скрывает это от жены, потому что заразился не от нее, а от какой-то шальной бабенки… И Петька с него деньги тянул за молчание!
— Я ему всего один раз денег дал, потом только в морду! — закричал радист со своего места. — Потому что вылечился!
Галина Ивановна набрала в грудь побольше воздуха, чтобы на одном дыхании выдать очередную порцию сплетен, но успела, ее перебил Кука. С ехидной улыбочкой на своей младенческой физиономии он произнес:
— Не НИИ, а террариум какой-то.
Нихлоровцы переглянулись. Зарделись, засмущались и, устыдившись своего недавнего поведения, поникли. Даже Галина Ивановна подавилась воздухом и села, не сказав ничего. Только Суслик все никак не мог успокоиться, он то и дело вскакивал, дергал руками, беззвучно шевелил губами и хрипло вздыхал.
— Короче, так, — пробасил Артемон. — Про этого Петюню мы все поняли. Гнида, а не человек был. С ним все ясно, но Витька-то за что? Какие версии?
Версий ни у кого не было. Витька не у одного из нас такой жгучей ненависти, как Петюня, не вызывал. Оставалось думать, что его убрали либо как свидетеля, либо… на турбазе орудует маньяк, и Виктор стал его следующей жертвой…
— Я знаю кто! — выдал Суслик торжественно. — Это Санин с Маниным. Они вчера лыжи украли, я сам видел. И еще что-то, вроде теннисную ракетку. Инструкторы, наверное, их вычислили, вот воры их и ликвидировали. Один одного убил, другой другого.
— Тогда следующим будешь ты, — протяжным шепотом произнесла я.
— Почему это? — запаниковал Суслик.
— Ты последний свидетель. Сам говоришь, что видел.
— Я погорячился! Я ничего не видел! А если и видел, никому не скажу! — истерично завопил он. — Честно!
— Миш, замолкни, а? — устало пробормотала я. — От твоих истерик голова болит. Как и от твоих дурацких версий. Придумал, то же мне, чтоб из-за облезлых лыж… Да они их и украли только по привычке или чтобы форму не терять. Санин с Маниным пол нашего НИИ вынесли и продали, и, заметь, никого еще не убили.
Все молчали — видно выдохлись. И в этой тишине раздался робкий голос Зорина:
— Я есть хочу.
После этих слов все поняли, что хотят того же. Особенно, как оказалось, проголодался Серега — в его животе заурчало так громко, что это урчание можно было принять за работу двигателя машины «КАМАЗ».
46 
