45 
— Человек должен идти по пути, на котором будет осознаваться высокий смысл Вселенной, её Причины и Закона, а также приоритет духовных и умственных его целей над целями физическими и материальными, прояснится «роковой» вопрос всех времён: кто мы, откуда пришли, куда идём? Человек научится строго классифицировать и различать добро и зло. Процесс познания мира изменится радикальным образом. Знания, полученные наукой, будут совпадать со знаниями Откровения.
— Будущее человеческого рода и есть то чудо, которое люди ждут тысячи лет, не успевая пресытиться ожиданием. Если всю свою историю люди предполагали, что смысл жизни — в поисках её смысла, то будущее должно принести щедрую компенсацию за этот поиск.
Подобные высказывания В. К. Зайцева достойны обсуждения. Возможно, они отражают подлинное озарение мыслителя, стремящегося проникнуть в неведомое. В наш век узкой специализации, суетности, озабоченности личными интересами и мелкими помыслами такие люди, как он, выглядят не просто чудаками и оригиналами. Некоторые их воспринимают как мудрецов или даже пророков; у других они вызывают острую неприязнь.
В людях, исполненных героического энтузиазма, правы они или заблуждаются, присутствует «искра Божия». Они — искатели истины, устремлённые в неведомое. Без них наш мир станет убогим, тусклым, скверным, бессмысленным.
ОСТРОУМЦЫ
Поэт Велимир Хлебников, человек чрезвычайно оригинальный, написал «Заклятие смехом»:
- О, рассмейтесь, смехачи!
- О, засмейтесь, смехачи!
- Что смеются смехами,
- Что смеянствуют смеяльно…
- Смеюнчики, смеюнчики…
Как известно, смеюнчики бывают разные: острые и тупые, злобные и утробные. На этот счёт у того же Хлебникова в поэме «Зангези» есть реплика: «Мыслитель, скажи что-нибудь весёленькое. Толпа хочет весёлого. Что поделаешь — время послеобеденное».
Должен предупредить: утробного смеха, то ли помогающего пищеварению, то ли отвлекающего от столь важного процесса, в нашем случае не будет. Нас будет интересовать юмор серьёзный и даже отчасти сатира.
Для предмета одушевлённого смехачество может обернуться обидой. Кому приятно, чтобы над ним смеянствовали смехачи? Хотя некоторые персонажи, в которые всадили немало сатирических стрел, только по этой причине сохранились в памяти потомков.
Тема смехачей и смехотворцев огромна, и мы затронем её вскользь. Нас будут интересовать из них наиболее оригинальные и чудаковатые, да и то — далеко не все.
* * *
Говорят, смех убивает. Но, увы, люди предпочитают убивать друг друга иными способами. Тому, кто выходит на бой со злом, вооружённый одним остроумием, приходится с этим считаться.
Припев «Ей-ей, умру от смеха» в песенке Беранже вполне добродушен. От смеха ещё никто не умирал. Всегда находятся какие-нибудь другие причины. Но были и есть чудаки, умирающие со смехом!
Один преступник, которому палач медлил накинуть петлю на шею, попросил: «Давай скорей, а то я боюсь щекотки». Другого висельника причащал перед смертью священник, закончивший свою проповедь: «Скоро вы будете там, в лучшем мире, вкушать небесную пищу». Преступник деликатно ответил: «Я не голоден, святой отец. Если желаете, идите вкушать вместо меня».
Симонид
С древних пор о смерти говорили не только всерьёз, но и в шутку. Трудно сказать, кто тут был первым. Возможно — греческий поэт Симонид (556–468 гг. до н. э.). Родившись на острове Кеос, он находил приют и у вождя афинской демократии Фемистокла, и при дворе тирана Сиракуз Гиерона. По-видимому, его талант писать кратко и проникновенно был, как говорится, востребован.
Немало надгробных надписей — эпитафий — сочинил он, героических или лирических. Но в некоторых порой присутствовала ирония:
- ЭПИТАФИЯ КУПЦУ КРИТЯНИНУ
- Родом критянин, Бротах из Гортины, в земле здесь лежу я.
- Прибыл сюда не за тем, а по торговым делам.
Когда Симонид посмеялся над гимнопевцем Тимокреонтом, тот в ответ съязвил в адрес Симонида, и за это получил от него — при жизни — такую надгробную надпись:
- Много я пил, много ел, и на многих хулу возводил я;
- Нынче в земле я лежу, родянин Тимокреонт.
Более остроумной была его эпитафия некоему Мегаклу с обращением к его вдове:
45 
