57 
– В таком случае, дело решенное! Вы доставите нам удовольствие, поужинав в нашей компании, месье. Я – граф Роман Солманский, а это моя дочь Анелька. Сына я вам не представляю, поскольку вы его уже знаете...
Стали рассаживаться. Альдо уступил свое место у окна девушке, и она кивком головы поблагодарила его. Брат сел рядом с сестрой, а граф с Морозини разместились напротив. Сигизмунд, судя по всему, был в восторге от встречи, и Альдо без труда догадался почему: влюбленный в Дианору юноша радовался возможности поговорить о ней с человеком, которого считал одним из ее поклонников. Морозини, вовсе не желавший рассказывать о своих сердечных делах, разубедил его:
– Это может показаться вам странным, но до вчерашнего вечера, когда мы встретились в отеле, госпожа Кледерман и я не виделись с… с момента объявления войны, то есть с 1914 года, – сказал он, делая вид, что вспоминает дату, которую ему на самом деле трудно было бы забыть. – Тогда Дианора была вдовой графа Вендрамина, моего дальнего родственника, а так как она, как вам известно, датчанка по происхождению, то ей пришлось вернуться к себе на родину к отцу.
Анелька в первый раз нарушила хмурое молчание, которое хранила после принятого отцом решения:
– Почему она покинула Венецию? Неужели ей там не нравилось ?
– Об этом надо спросить у нее, мадемуазель. Думаю, она все же предпочитала Венеции Копенгаген. В сущности, это нормально, ведь тот, кто привез ее туда, был уже в ином мире.
– Разве она не любила его настолько, чтобы жить воспоминаниями? Даже во время войны?
– Еще один вопрос, на который я не могу ответить. Вендраминов считали очень хорошей парой, несмотря на разницу в возрасте...
Хорошенькие губки девушки сложились в презрительную улыбку:
– Уже тогда? Судя по всему, у этой женщины тяга к пожилым мужчинам. Швейцарский банкир, ее новый муж, тоже не первой молодости. Но зато он очень богат. Наверное, и граф Вендрамин был не беден?
– Анелька! – прервал ее отец. – Я не знал, что у тебя такой злой язык. Твои вопросы граничат с бестактностью.
– Простите меня, но я не люблю эту женщину!
– Какая глупость! – возмутился брат. – Полагаю, ты не станешь спорить, что она необыкновенно красива! Это чудесная женщина! Не правда ли, отец?
Солманский рассмеялся:
– Мы могли бы найти и другую тему для разговора. Если госпожа Кледерман хоть и дальняя, но все же родственница герцога Морозини, не очень учтиво обсуждать ее в его присутствии. Вы остановитесь в Берлине, герцог, – добавил он, обернувшись к соседу, – или поедете прямо в Париж?
– Я еду в Париж, хочу провести там несколько дней.
– Значит, мы будем наслаждаться вашей компанией до завтрашнего вечера.
Морозини улыбнулся в ответ, и разговор перешел на другие темы, но в основном говорил граф. Анелька, едва притронувшись к еде, смотрела в окно. В этот вечер на ней была темно-коричневая шубка из хорька, наброшенная на простенькое, почти монашеское платье, стянутое у шеи изысканной золотой цепочкой, но другого украшения и не требовалось для столь очаровательной и грациозной фигурки. На мягких шелковистых волосах, стянутых на хрупком затылке в тяжелый шиньон, красовалась шапочка из того же меха. Необыкновенно милое зрелище, которым любовался Альдо, рассеянно слушая графа, рассказывающего о произошедшем два месяца назад во время ледохода прорыве плотины на Одере, приведшем к большому наводнению на севере страны, но не задевшему, к счастью, как подчеркнул граф, железной дороги. Такого рода рассуждения не требовали комментария и не мешали Альдо созерцать красавицу. Тем более что граф ловко перескочил с Одера на Нил и установление монархии в бывших владениях Оттоманской империи, оказавшихся теперь под британским протекторатом.
Все это время его сосед с сожалением наблюдал, как грустит Анелька. Неужели она настолько дорожит этим Ладиславом, влюбленным в нее, конечно, но таким упрямым? Это был немыслимый, противоестественный союз. Такая очаровательная девушка и никчемный юноша! Нет, их отношения нельзя принимать всерьез...
Теперь Солманский перешел на японское искусство, заранее радуясь возможности посетить в Париже интересную выставку, которая должна была состояться в Большом дворце; с неожиданным лиризмом граф воспевал достоинства великой и самой восхитительной, по его мнению, живописи эпохи Момойамы, сравнивая ее с искусством времен Токугавы, как вдруг сердце Альдо забилось чуть сильнее. Глаза девушки, прикрытые длинными ресницами, обратились к нему. Веки приоткрылись, обнаружив во взгляде жгучую мольбу, как будто Анелька ждала от Морозини помощи, спасения. Какой помощи? Ощущение было мимолетным, но глубоким... Но тонкое личико уже переменилось, девушка замкнулась в себе, снова став безразличной ко всему...
57 
