Лёгкий, ненавязчивый романчик 
52 
Иоганн опустился на колени прямо в каменную крошку, оперся сложенными вместе ладонями о громаду надгробия и погрузился в беззвучную молитву. Кто-то предпочитал громко выговаривать каждое слово моления о милости божьей, но брат-инквизитор совершенно справедливо считал, что Бог говорит прежде всего с душами, а потом уже с разумом людей.
То ли здешний склеп и впрямь был святым местом, то ли желание Иоганна заполучить столь необходимые ему знания оказалось сильнее, чем все прочие надобности, но Всевышний ответил на молитву своего покорного слуги быстрее, нежели во все прочие обращения. И это только лишний раз убедило молившегося, что он движется по верному пути. Язычок свечного пламени всколыхнулся, хотя воздух оставался по-прежнему недвижимым, распался на сотни нитей, вспорхнул к сводам склепа тысячами крохотных искр и медленно опустился вниз, созидая бесплотную фигуру той, чей покой был потревожен.
Она оказалась невысока, зато крепка сложением, выдававшим происхождение отнюдь не благородное.
И она была аббатисой, величие и кротость которой превосходили достоинства нынешней хозяйки тарнской обители.
— Что привело тебя в эти скорбные стены, брат? — спросил голос, родившийся в сознании Иоганна.
— Нужда, сестра. Истовая нужда.
— Неужели спустя столько лет на землях Империи все еще никак не настанет мир?
— Все мы молим об этом Отца небесного. Молим неустанно.
Призрачная фигура печально склонила голову:
— И мольбы возвращаются к нам самим, потому что только мы сами способны обрести мир в собственной душе..
К тому же она была мудра, отметил про себя Иоганн, а вслух продолжил:
— Мне нужна твоя помощь, сестра.
— Спрашивай. Я отвечу.
Брат-инквизитор помедлил, подбирая правильные слова для вопроса:
— Расскажите, что вам известно о колдунье, именуемой Эрхог Темной?
Словно сотканный из золотых искр лик аббатисы вздрогнул.
— Значит, совсем уж недобрые времена настали на земле, если вновь вспоминаются самые черные имена…
— Вы знали ее?
— Лишь те несколько часов, что потребовались для приготовлений и проведения развоплощения. Я поддерживала силы имперских магов и не смела сомкнуть глаз, пока все не закончилось.
Иоганн удовлетворенно улыбнулся. А он оказался отличным стрелком. Попал в самый центр мишени.
— Тогда вы, должно быть, знаете, что было при ней?
— Знаю, — всколыхнулось облако искр. — Многие вещи, которые решено было развоплотить, дабы уберечь мир от их скверны.
— Что за вещи?
— Жезл, поднимающий мертвецов с одного лишь касания. Хрустальные флаконы с ядом, смертельным одним даже своим ароматом. Амулеты, похищающие чужой разум и подчиняющие душу… Многое было.
— А кольцо? Было ли при ней какое-то особое кольцо?
— Как и у каждой истинной ведьмы… Простое каменное кольцо, позволяющее тому, кто его носит, менять облик.
Вот то, что ищет охотник! Кольцо-перевертыш. Но почему именно это?
— В кого оно превращало своего владельца?
— В кого он сам пожелает…
Брат-инквизитор едва не задохнулся от волнения. Значит, любой облик? Какой только пожелаешь? Неудивительно, что кольцо предпочли уничтожить. И неудивительно, что его ищет епископ. Это же абсолютная власть… Возможность перевоплотиться в самого высокого царедворца. Да что там — в самого императора! И заподозрить подобную подмену будет почти невозможно, не то что в случае доппельгангера. Оборотень из Легионов Проклятых умеет принимать чужой облик, но не более. Хотя если будет подсматривать подольше…
Нет, слишком много времени понадобится. Можно обзавестись статью имперского рыцаря, но что проку в сильном теле, если не умеешь им владеть в той же мере, как тот, кто посвятил сражениям добрую половину своей жизни.
— Она не проронила ни слова. Ни звука. Спеленутая самыми сильными из возможных заклинаний, она стояла посреди своего храма и смотрела на нас. Просто смотрела, но под ее взглядом даже искуснейшие маги теряли сознание, проваливаясь в небытие. Тогда мы думали, что на нас смотрит сама Мортис, ненароком спустившаяся на землю… А еще она улыбалась, словно обещая вернуться. Улыбалась до последнего мгновения, когда частицы ее плоти закружились в танце изгнания…
Призрак аббатисы положил ладони на камень надгробия.
— Она прокляла всех нас, но она прокляла и тех, кто должен был прийти вслед за нами. За себя мы не боялись. Мы и вовсе не намеревались оставаться в живых, только исполнить свой долг… Но мы выжили. А за стенами храма в тот день бушевала буря. Вот она-то стонала и кричала на разные голоса… Кричала так громко и так отчаянно, что мы почитали за счастье лишиться слуха, и все же нам было отказано в этой милости…
52 
