очень нудно 
38 
Мотылек сначала ничего не понял. Отчасти от страха, а отчасти потому, что вани выговаривал слова неразборчиво и притом на какой-то странный лад, не так, как говорили на острове. Потом уж Мотылек догадался, что в речи вани не промелькнуло ни единого имперского словечка, которые пропитали весь киримский язык, как мед – слоеную булку. Так чисто могли бы говорить те, кто лежал под плитами и стелами в древних могилах святилища.
Голос вани окончательно убедил Мотылька, что он имеет дело с бесом.
– Ты ошибся, квисин. Здесь для тебя нет никаких жертв! – набравшись храбрости, ответил Мотылек. – Шаман заболел, но я его уже вылечил. Уходи!
– А, шаман! – прохрипел вани. – Давно я хотел с ним расквитаться! Он долго морил меня голодом, так теперь пусть утолит его! Уф, как же я мечтаю пожрать его душу! Отойди, дай пройти!
И вани пополз вперед, волоча толстый хвост по дорожке.
Мотылек выставил перед собой ладони.
– Это храм безымянного бога! – крикнул он. – Прочь отсюда, бес! Иначе я позову его!
– Отличная идея! – издевательски заметил вани. – Зови.
– Во имя безымянного – я тебе запрещаю входить! – Мотылек вовремя вспомнил формулировку изгнания злого духа и зачастил: – Ни в дверь, ни в окно, ни через этот мир, ни через иные…
Вани распахнул пасть и захохотал, словно кабан захрюкал.
– Не можешь ты мне ничего запретить моим именем! Это мой храм!
– Это храм безымянного бога!
– А я, по-твоему, кто?
– Врешь! Безымянный бог не голоден! Дед только вчера принес ему жертву!
Вани влез на крыльцо передними лапами, приподнял уродливую голову. Мгновение они стояли друг против друга, меряясь взглядами, разделенные только невидимой преградой дверного проема. Из пасти вани исходило одуряющее зловоние.
– Приди, о безымянный! – из последних сил воззвал Мотылек, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.
– Спасибо за приглашение, уже захожу, – ответил вани, вползая в храм.
Распахнутая пасть оказалась совсем близко. Волна смрада подкосила Мотылька, храм перевернулся, опрокинулся и исчез в темном облаке. Мальчик без памяти рухнул на пол.
…И снилось Мотыльку, что дед спит рядом с ним на полу, а он сидит и стучит в барабан, отгоняя квисинов. Стучит так давно, что каждый удар палочки отзывается болью, как молотком по пальцам. Мотылек знает – переставать стучать нельзя, иначе случится что-то непоправимое. Но силы иссякают, руки поднимаются с трудом, удары по натянутой коже все медленнее, все тише. И вот палочка выскользнула из пальцев – стукнула последний раз и укатилась на пол. Мотылек погружается в забытье, в душе понимая: он сделал всё что мог и даже больше, но этого оказалось недостаточно.
Мотылька разбудили лучи солнца, бьющего ему прямо в лицо. Он сел и сонно оглянулся по сторонам, не понимая, где он и почему он ночует не дома. Потом узнал храм безымянного, встрепенулся. Смотрит – занавеска отодвинута, на крыльце валяется фонарь. Неподалеку на полу лежит дед, укрытый его, Мотылька, одеялом.
Тут-то Мотылек всё и вспомнил. Вскочил на ноги, бросился на крыльцо, окинул священную рощу диким взглядом. На улице раннее утро, птицы распевают в зеленых кронах, квакают лягушки – хорошо! И никаких следов вани.
«Привиделось!» – с облегчением подумал Мотылек. Потом вспомнил – дед! – и кинулся обратно в храм, подбежал к Хару, сдернул с него одеяло. Шаман был мертв, и мертв давно. Тело его уже остыло, лицо было спокойно-безмятежное, как у спящих богов на могилах вокруг святилища. Да, может, никакие это были и не боги.
Мотылек несколько мгновений смотрел на него, потом вскрикнул, выскочил из храма и побежал к воротам.
Глава 11
Что можно увидеть в волшебном тазике
Около полуночи Кушиура в полном одиночестве поднялся на веранду для любования ночным небом. На этот раз он был без грима, в скромном домашнем халате. На его бледном лице с нездоровой кожей застыло выражение сосредоточенности. В руках он осторожно нес гадательный тазик, стараясь не расплескать воду.
Над верандой посвистывал холодный ветер, звезды сияли таинственно и равнодушно. Кушиура поставил тазик на полированный дощатый пол, опустился перед ним на колени. Стараясь унять дрожь в руках, вытащил из-за пояса бронзовый нож-лепесток и положил рядом с тазиком. Этот нож, неудобный, разукрашенный изгоняющими бесов клеймами, был отлит специально для незримых колдовских боев.
38 
