очень нудно 
107 
Купца Першина Зализа подловил через полгода после Ильи Баженова. Но если Илья Анисимович был виноват лишь в дурости Любчанского посадника, то купец Першин пытался вывезти на продажу полста московских сабельных клинков. И ладно бы в далекую Испанию или Англию — но на своей плоскодонной лойме дальше разбойничьего Ливонского ордена купец уплыть никак не мог.
Купец тогда спасся лишь откупившись немалым кошелем золота, да написав покаянную грамоту. С тех пор, каждый раз, встречая Першина на торгах. Зализа требовал от него подробного отчета обо всем, услышанном в ордене, а зачастую и давал указания о чем разузнать поподробнее. В отличие от Ильи Баженова, Першин Зализу ненавидел лютой ненавистью, но поделать ничего не мог: знал, что судьба и живот его находятся в руках опричника. Потому и лгать никогда не решался.
Поймать купца было легко: торговал он только на реках Луге и Систе. Поднимался с грузом вверх по течению, а потом не торопясь скатывался вниз, меняя изделия иноземные на местные. Товар у него брали в большинстве афени, которые затем на лошадях или собственных спинах несли его в лесные деревеньки. Естественно, коробейники всегда знали, где и когда Першин появится.
Появлению опричника купец не обрадовался и спеша избавиться от гостя, пересказал хорошо известные Зализе вести: что сын верховного магистра затевает поход на обессиленную из-за случившегося мора Русь, и что Ганза подбивает свенов начать войну за русские выходы к северным морям. В ответ Зализа произнес одну-единственную фразу, ради которой он и промчался двадцать верст от Замежья сюда:
— Узнай, когда ливонцы собираются напасть.
Вот и все, теперь можно отправляться назад. За пару недель Першин спустится до устья Невы. Там, дождавшись хорошей погоды, проскочит вдоль берега до земель Ливонского ордена, за неделю расторгуется, отправится назад. Самое позднее через месяц он вернется на Ижорский погост и привезет свежие вести, а пока… Пока опричник Зализа торопил коня по узкой лесной дорожке, по которой способен протиснуться только конный или пеший, да протрястись по выпирающим корням простенькая волокуша — да и то если ее не очень нагрузить.
До сумерек он успеет попасть в усадьбу и еще раз хорошо отогреться под одним одеялом с жаркой послушной Алевтиной, утром заскочит в Еглизи и заберет там напросившегося на воинскую службу чужеземца, и не позднее чем послезавтра должен успеть в Копорье. Иначе очную ставку чародея и боярина Харитона могут провести и без него.
Глава 19. Признание
— Здрав будь, воевода Павел Тимофеевич, — прижал руку к груди Зализа и вежливо поклонился
— И ты здравствуй, Семен Прокофьевич, — тем же ответил боярин Кошкин. — С чем пожаловал?
— Вот, Павел Тимофеевич, — протянул опричник собственноручно написанные грамоты. — Потребно изменения в писцовые и в реестровые книги внести.
— Вот, значит, как, — принял крепостной воевода листы, пробежал глазами. — А ну, как иначе подумает государь?
— Словом государевым поставлен я на Северные пустоши и его голосом здесь сказываю! — гордо вскинул подбородок Зализа. — Поежели сделал что не так, перед Иваном Васильевичем за промах отвечу, но от слова своего, мною даденного, государь не отступится никогда!
— Быть посему, — кивнул боярин Кошкин. Хотя, конечно, изменить он ничего не мог. Поставленный на порубежье у Невской губы, Зализа оставался точно таким же воеводой, как и он сам. Просто силы в Копорье стояло больше, да подьячий приказной здесь сидел. Зато земли, под присмотр опричника отданные, в сотни раз наделы стрелецкие при крепости превышали. — Стало быть, один ты теперь по Ижорскому погосту разъезжаешь?
— Не один, — покачал головой Зализа. — Еще одного смерда с земли своей на службу воинскую я поднял.
Опричник отошел к двери, толкнул толстую дубовую створку:
— Нислав! Зайди в светелку.
— Крепок твой ратник, — моментально оценил рост и ширину плеч зализовского человека Кошкин. Странным только показалось платье темно-серое с пришитыми тут и там тряпочными прямоугольниками, да матерчатая на вид кираса, висящая от шеи и ниже пояса. — А это что?
— Тегиляй он себе такой сделал, — пожал плечами опричник. — Размера малого, но крепости изрядной. За живот боится, а руки-ноги не жалеет.
Разумеется, доспех был личным делом каждого воина. Ему в сечу идти, ему живот свой класть. Правда, стрельцам государь наказал кафтаны единообразные носить, но и им кольчужку али зерцало поддеть никто не запрещает.
107 
