46 
— И значит, он не спал с парикмахершей?
— Я этого не сказал.
— Нет, соседи категорически утверждают, что никакая женщина к нему не приходила. Там, на этой чертовой аллее, люди всё знают друг о друге.
— А как вы узнали о мадам Абстер?
— Эмиль передал мне любовное письмо, которое он должен был отправить в случае смерти Воделя.
— Что в письме?
— Оно написано по-немецки, — сказал Адамберг, доставая письмо из кармана и выкладывая на стол. — Фруасси, вы сможете нам помочь?
Фруасси, нахмурив брови, изучила письмо.
— Здесь сказано приблизительно следующее: «Все так же оберегай наше царство, будь тверда, оставайся, как прежде, недосягаемой».
— У них была трудная любовь, — сделал вывод Вуазне. — Она была замужем за другим.
— Но вот это слово, в конце, заглавными буквами, — сказала Фруасси, указывая на него пальцем, — оно не немецкое.
— Очевидно, это шифр, — предположил Адамберг. — Напоминание о чем-то таком, что известно только им двоим.
— Ага, — согласился Ноэль. — Секретное словечко. Такие глупости очень нравятся женщинам, а вот мужчин они раздражают.
Фруасси с несколько чрезмерной поспешностью спросила, кто хочет еще кофе. В ответ поднялось несколько рук, а Адамберг подумал, что она тоже придумывает секретные словечки и Ноэль задел ее за живое. У Фруасси было много любовников, но она теряла их с рекордной скоростью.
— Водель не считал это глупостью, — заметил Адамберг.
— Может быть, это и шифр, — сказала Фруасси, опустив голову и напряженно вглядываясь в загадочное слово, — но буквы тут не латинские, а русские, кириллица. К сожалению, русского языка я не знаю. Его мало кто знает.
— Я немного знаю, — сказал Эсталер.
Все онемели от изумления, но молодой человек этого даже не заметил: он был поглощен тем, что размешивал сахар в кофе.
— Как это получилось? — спросил Морель, словно Эсталер сделал что-то плохое.
— Ну, я пробовал его выучить. Но научился только произносить буквы.
— Но почему ты пробовал выучить именно русский? Почему не испанский?
— Просто так.
Адамберг протянул Эсталеру письмо, и тот сосредоточенно уставился на русские буквы. Даже когда Эсталер сосредотачивался, он не сощуривал свои зеленые глаза. Они всегда были широко раскрыты и удивленно взирали на окружающий мир.
— «К-И-С-Л-О-В-А». Если прочесть все вместе, получится что-то вроде «киссловэ». Kiss love. Целую Любовь. Верно?
— Абсолютно верно, — похвалила его Фруасси.
— Отлично придумано, — сказал Ноэль, беря в руки письмо. — Напишешь такое в конце письма — и любая женщина будет заинтригована.
— А я думал, тебе не нравятся секретные словечки, — произнес Жюстен своим пронзительным фальцетом.
Скривившись, Ноэль отдал письмо Адамбергу. В кафе вошел Данглар, и коллеги подвинулись, чтобы дать ему место. Майор запыхался, его щеки порозовели. Разговор прошел хорошо, отметил про себя Адамберг. Она скоро приедет в Париж, он в шоке, почти что в панике.
— Навоз, любовное письмо — это всё детали, — сказал Ноэль. — Мы никак не приступим к главному. Вроде как с этими шерстинками на кресле: длинные, белые, как у пиренейской горной собаки, которая лизнет вас — и намочит с головы до ног. Что это нам дает? Ничего.
— Это дополняет информацию о носовом платке, — сказал Данглар.
И снова наступило молчание. Полицейские, скрестив руки на груди, неприметно переглядывались. Адамберг понял: сейчас пойдет речь о событии, которое утром привело всех в такое возбуждение.
— Выкладывайте, — скомандовал он.
— Бумажный носовой платок был совсем свежий, — стал объяснять Жюстен. — И на нем кое-что обнаружили.
— Микрочастицу крови старика Воделя, — подхватил Вуазне.
— Внутри тоже кое-что было.
— Вы хотите сказать, сопли.
— Ну, в общем, образец ДНК, которого было вполне достаточно для анализа.
— Мы хотели доложить вам об этом вечером, а потом еще раз, около восьми утра. Но ваш сотовый был выключен.
— Он разрядился.
Адамберг вгляделся в лица подчиненных, одного за другим, а затем, вопреки своим привычкам, налил себе полстакана вина.
— Осторожно, — мягко предупредил Данглар, — никто не знает, что это за вино.
— Дайте-ка разобраться, — сказал Адамберг. — Сопли на платке — не старика Воделя, не Воделя-младшего и не Эмиля. Правильно?
— Так точно, — ответил Ламар, который, как бывший жандарм, иногда еще изъяснялся по-военному.
46 
