11 
Я развел руками в знак того, что принимаю условие.
― Хороший специалист. Дорогой, молодой. Впрочем, для меня все молоды.
― Даже в Сарасоте?
― Здесь, конечно, не так, но мир велик. Я, знаете, очень люблю начало «Путеводителя по галактике для путешествующих автостопом» Дугласа Адамса: что-то вроде «Вселенная очень, очень большая». Меня забавляет такая недооценка.
― Грин заводит романы со своими пациентками?
Она резко поставила чашку на стол, сложила руки на коленях и посмотрела на меня очень внимательно.
― У вас есть основания полагать, что это так?
― Может быть, ― сказал я.
― Что ж, я отвечу вам загадкой: возможно, вы наполовину правы.
― Я не понимаю.
― Когда поймете, дайте мне знать. Больше я ничего не могу вам сказать. Предмет исчерпан, переходим к вам.
― А вы не будете рассказывать мне о каком-нибудь племени, живущем в диких районах Индонезии?
― Не буду. Чем вы занимаетесь для развлечения?
― Смотрю фильмы, видеокассеты.
― Еще?
― Работаю, ем, стараюсь не задумываться, смотрю сны.
― У вас ведь есть хороший сон для меня, Льюис?
― Может быть.
― Перед тем, как прийти ко мне, вы всегда видите какой-нибудь интересный сон. Расскажите мне его.
Она снова взяла свою чашку.
― Сегодня мне приснилось, что у меня в ухе червяк, ― сказал я.
― В ухе?
― Вы уверены, что мой рассказ не испортит вам аппетита?
― Я могла бы довести вас до дурноты историями своих пациентов, продолжая с аппетитом закусывать, ― сказала она, подбирая последние крошки.
― Белый червяк, в правом ухе. Еще в этом сне была моя жена. Я вдруг почувствовал что-то странное у себя в ухе. Она сказала: «К тебе в ухо заполз червяк». Я испугался, сказал ей ― вытащи немедленно. Она стала пытаться его вытащить... Я чувствую, как она аккуратно пытается взять его ногтями, она говорит, что никак не может достать. Червяк забирается все глубже. Я прошу ее быстро принести пинцет; Она бежит в ванную, возвращается с пинцетом, снова пытается достать червяка. Я чувствую прикосновение к уху холодного металла. У нее ничего не выходит. В конце концов она тихонько вскрикивает, и я понимаю, что она зацепила его. Так и есть, но червяк идет плохо, и она разрывает его. Она достает его из уха по частям, а я спрашиваю: «Он вышел? Вышел?» Она говорит, что да, я бегу в ванную, встаю под душ и смываю настоящего и воображаемых червей.
― Вы были уже раздеты? Или вам пришлось снимать одежду?
― Раздет.
― Ваша жена тоже?
― Да... или... я не уверен. Потом она оказалась в чем-то белом, тонком.
― Когда вы почувствовали червяка, вы лежали в постели?
― Ммм... Да.
― Вы помните, где и в какой момент все это происходило?
Она допила кофе, встряхнула чашку, чтобы убедиться, что не осталось ни капли, и поставила ее на стол рядом с фотографией внуков.
― Да, по крайней мере частично.
― Расскажите.
― Мы занимались любовью.
― Когда вы в последний раз занимались любовью? Я имею в виду с женщиной или с другим мужчиной, кроме самого себя?
Зазвонил телефон. Она говорила, как автоответчик. Она не могла заставить себя выключить телефон или дать ему звонить. Однажды я попросил ее включать автоответчик, когда мы разговариваем. Она объяснила, что могла бы это сделать, но тогда ей будет интересно, кто звонит, и ее внимание отвлечется. Кроме того, она волновалась за мужа, Мелвина, у которого было больное сердце. Поэтому я терпеливо ждал, радуясь возможности подумать не о ближайшем ответе, а о последующих.
― Извините, пожалуйста, я не могу сейчас разговаривать. Я могу перезвонить вам завтра утром... Я поставила вам диагноз. Я не могу изменить его... Я говорю вполне обдуманно. До свидания.
Она повесила трубку и сказала мне и себе:
― Городской отдел здравоохранения.
И снова мне:
― Итак, когда в последний раз вы занимались любовью?
― Накануне того дня, когда погибла моя жена.
― С вашей женой?
― Разумеется. Мы уже говорили об этом.
― Почему вы не сердитесь? Вы должны хотя бы немного рассердиться, ― сказала она. ― Я больше рассердилась на служащего ГОЗ, чем вы на меня за предположение, что при жизни вашей жены вы могли заниматься любовью с кем-то другим.
У кресла, на котором я сидел, была откидная спинка. Я занял полулежачее положение и сцепил пальцы в замок на животе.
― Я больше ни на кого не сержусь, ― сказал я.
― Вас ничто не раздражает?
― Не знаю. Возможно, я ищу что-то, что меня рассердило бы, и не хочу найти. Вы можете это понять?
11 
