101 
Я не спал и не бодрствовал – так, подремывал. И в некоторый момент это началось.
Сначала кто-то явственно и шумно ходил в сенях. Потом крючок (державший дверь прочно и качественно), судя по звуку, слетел. Будто дверь с изрядной силой дернули. Лень было вставать, и открывать глаза тоже лень, так что я лежал себе, благо беспокоиться не было ни малейших причин: деревенька, никаких тебе беглых разбойников и зверей, белый день вокруг…
Выглядело это так…
Нет, «выглядело» – слово неудачное. Я же не открывал глаз. Обстояло – так вернее. Судя по звукам, обстояло все так: какой-то мужик бродил по небольшой единственной комнатке, тяжело ступая, брюзгливо ворча: мол, набезобразили, все вверх дном перевернули, ходят тут всякие, носит их нелегкая… Самое интересное – я не мог разобрать ни единого членораздельного слова, но отчего-то совершенно точно знал, что смысл бормотанья именно таков, каким я его описал. До сих пор не могу объяснить, почему и откуда я это знал – знал, и точка. Ни слова не разбирал, но смысл понимал. Вяло констатировал в полудреме, что это, должно быть, хозяин избушки, мужичок с ноготок лет пятидесяти, этакий полуидиот с детским безбородым личиком. У него было две избушки, в одной сам обитал, а эту, пустующую, сдал нашей бригаде. Помню прекрасно, что я тогда чуточку удивился: чего он, собственно, придурок, разворчался? Никакого беспорядка мы ему не устраивали. Неоткуда взяться беспорядку – когда мы приехали, изба была совершенно пустая. Мы, наоборот, сколотили столик и нары…
Потом показалось, что он не один. Что с ним вместе ходит еще и женщина, тоже ворчит, женским сварливым голоском…
А потом – подбросило.
В буквальном смысле. Взметнулся я на нарах, словно уколотый шилом в известную часть организма. Этот толчок, этот импульс, этот рывок я до сих пор не в состоянии описать внятно: не страх, не тревога, не злоба на мешавшего дремать идиота… Черт его знает… Просто – подбросило. Что-то вдруг подбросило на нарах, что-то заставило выхватить нож (ножны были на поясе), что-то потянуло прямиком к печке. И тут же раздалось рядом:
– МУЖИК ЗА ПЕЧКОЙ!
Это, оказалось, остальные трое соскочили с нар прямо-таки синхронно – и мы вчетвером окружили печку. Как во сне. Как в наваждении. Почему-то все четверо, не сговариваясь, поступили одинаково – окружили печку. Продолжалось это наваждение совсем недолго. Все разом словно бы опамятовались, осознавая себя посреди совершеннейшей реальности. Не было никого в избе, кроме нас четверых. Мало того: дверь была закрыта, как мы ее и закрывали, крючок прочно сидел в петле, как мы его и накинули…
Впечатлениями обменялись молниеносно, по горячим следам. Все четверо пережили одно и то же: слышатся тяжелые шаги в сенях, звонко слетает крючок, некий мужик начинает болтаться по избе, бурчать недовольно, слов не удается разобрать, ни единого словечка, но смысл бурчанья отчего-то кристально ясен: ходят тут всякие, носит тут всяких, заявились, набезобразили… и словно бы женщина с ним, реплики подает время от времени… Потом – тот самый толчок, опять-таки одновременно, синхронно поднявший всех четверых и заставивший ловить «мужика за печкой»…
Вот такая история. Алкоголь в качестве вызвавшего ее фактора отметаем моментально: ну что такое поллитра водки на четверых взрослых людей, к тому же перед принятием стопарика пообедавших обильно и сытно?
И потом, никто и никогда не слыхивал о групповых алкогольных галлюцинациях. Даже если предположить, что мы до этого дня с месяц пили запоем – одинаковых «глюков» в таких случаях даже у двух людей не бывает, не то что у четверых. Алкогольные галлюцинации – вещь сугубо индивидуальная. Мы ведь, повторяю, выпили по полстакана, а до того месяца полтора в рот не брали…
Водка тут ни при чем. Нас было четверо, и пережитые нами эмоции, ощущения, впечатления походили друг на друга, как горошины из одного стручка.
Мы прожили в этой избушке еще месяц и более ничего странного не наблюдали ни в ней, ни вообще в деревне. Вот разве что…
Понимаете, бывают хорошие места, нормальные, а бывают – плохие. Не могу объяснить разницу во вразумительных формулировках, скажу одно: полагаю, любой человек с опытом работы в тайге, вообще в глухомани, поймет, о чем я. В тех местах, что описаны в двух предшествующих былях, несмотря на вышепомянутые странности, отчего-то было тем не менее хорошо. Хорошие были места, спокойные. Вот там-то, оказавшись в тайге в полном одиночестве, я себя чувствовал, как и другие, прекрасно. Браво отмахивал немаленькие концы, не ощущая ни малейшего дискомфорта, ни малейшего душевного неудобства. Был словно бы как дома – в глухих местах, на медвежьей территории (а в ином случае – на рысьей), в краях, где разъезжают невидимые машины и неизвестно куда деваются дряхлые бабки.
101 
