очень нудно 
108 
И все же Василию удалось его ранить. Ага поскользнулся на залитой кровью палубе, и Железняк успел нанести удар, который прорезал кафтан янычара и оцарапал его тело. И тут противник Василия впервые за время схватки сквозь зубы выругался. Казак оторопел – ага говорил по-украински! Похоже, судьба свела Василия в схватке с потурнаком – земляком, принявшим турецкую веру.
Ненависть к вероотступнику хлынула в голову Железняка горячей волной, и он начал рубиться еще с большим ожесточением. Но и в потурнака после ранения словно вселился сам дьявол. Небольшая рана лишь подхлестнула его; оскалив зубы, как загнанный в ловушку волк, он с диким воем бросился вперед, и Василий был буквально смят этим неистовым порывом. Если бы не каждодневные учебные герцы с Мусием, Василий уже лежал бы на палубе галеры с раскроенной головой.
И все равно защищаться от неистовых атак потурнака было тяжело. В какой-то момент Василий дрогнул; он довольно неуклюже поставил защиту, и сильный удар сбоку заставил его пошатнуться. Холодея от дурного предчувствия, Железняк чисто интуитивно парировал укол в шею, чем еще больше нарушил собственное равновесие, но от коронного, как он наконец понял, удара аги сверху он был беспомощен.
Увидев над собой молнией сверкнувшую «адамашку» потурнака, Василий в отчаянном усилии попытался подставить под удар свой клинок, но в какой-то момент он вдруг понял, что не успевает. Из его горла рванулся крик отчаяния… – и в этот момент голова ага отделилась от плеч и покатилась по палубе.
– Я ж тебя предупреждал – не маши саблей, как баба ухватом! – сердито сказал Мусий Гамалея, вытирая окровавленный клинок своей карабелы об одежду поверженного аги. – Где твой холодный рассудок?! В бою не должно быть места никаким эмоциям. Только трезвый расчет.
– Прости, батьку… Спасибо. Если бы не ты… – Василия трясло. – Это же потурнак!
– А… Тогда другое дело. Собаке собачья смерть. Но все равно, я тобой недоволен. Что ж мне, палкой тебя учить? Ну ладно, потом поговорим… – Мусий осмотрелся. – Вроде с галерами разобрались. Пора народ собирать до купы…
Тем временем «бесхозные» грузовые карамурсалы, которые остались в стороне от сражения, начали спешно поворачивать назад, чтобы уйти под прикрытие крепостных стен, едва виднеющихся на уже далеком берегу. Но Мусий верно рассчитал и место и время морского сражения. Тяжело груженные посудины не могли развить быстрый ход; мало того, на какое-то время среди турецких капитанов воцарился полный разброд: одни рвались к берегу, а другие намеревались как можно дальше уйти в открытое море. Два карамурсала от этой неразберихи даже столкнулись.
А потом началось то, чего больше всего боятся капитаны невольничьих суден, – на карамурсалах начался бунт. Запорожцам, которые услышали шум сражения и поняли его смысл, удалось вырваться из трюмов, и понеслась апокалипсическая потеха, о которой невозможно рассказать. У невольников не было оружия, но они грызли турок зубами, душили их цепями, рвали на куски руками, которые стали как железные. А когда казакам попало в руки оружие, истребление турок превратилось в кровавую вакханалию.
Наверное, в этот момент наружу выплеснулись все самые темные чувства, копившиеся годами: и зло на казачью старшину, из-за которой запорожцам пришлось покинуть родные края, и горечь от постоянных унижений от татарского хана и мурз, и безысходность вольной птицы, запертой в клетку, в которую постепенно превращалась Олешковская Сечь, и, наконец, ярость за коварный обман калга-султана, из-за которого их превратили в невольников.
И все же одному карамурсалу удалось избежать абордажа; он успел развернуться и направился к берегу. Но далеко уйти ему не дали. Иван Малашенко на передовой – сторожевой – «чайке», подчищавшей огрехи остальных, зорко следил за событиями. Он скомандовал, и вода под веслами запорожцев буквально закипела. Вскоре «чайка» догнала грузовой корабль турок, благо ветер почти стих, и они сдались на милость победителя.
Но это их не спасло.
– Всех за борт! – скомандовал наказной атаман; никаких следов остаться не должно…
Спустя час на поверхности моря плавали лишь различные деревянные части корабельной оснастки, обломки весел, соломенные тюфяки матросов, деревянные башмаки и прочие житейские мелочи. Но к обеду ветер усилился, и волны разнесли этот мусор по всему морю. Море спрятало в своих глубинах очередную тайну, и ничто не напоминало о недавнем сражении.
108 
