очень нудно 
42 
— А если ваших хозяев не устроит ни аппарат, ни Штепанек? — серьёзно спросил Вадецкий. — И отыграться вы захотите на мне?
— Господи боже мой! — с досадой воскликнул Бестужев. — Да что вы такое говорите? Кто это будет на вас отыгрываться? Вы ведь честно выполните свою часть договора, вот и всё…
— Ну, мало ли что… — сказал Вадецкий. — Вам, быть может, представляется, что вы приобретаете некое несказанное сокровище, а на деле всё обстоит иначе… Вам известно, что аппарат Штепанека отвергнут военным министерством как не имеющий никакого военного значения?
— Прекрасно известно, — сказал Бестужев. — Ну и что? Это заботы господ военных, к которым я не имею никакого отношения. Я представляю промышленников, предпринимателей, а не военных. Моим нанимателям известно об аппарате всё. И они хотят его приобрести именно в таком виде, в каком он существует. Так что оставьте дурацкие страхи, Карл. Никто не собирается покупать кота в мешке. И к вам не будет ни малейших претензий.
— А вы знаете, что этот болван намерен требовать за свой аппарат сто тысяч золотом? Даже теперь, когда он, собственно, остался у разбитого корыта? Он стоит насмерть, как спартанский царь под Фермопилами: либо сто тысяч, либо ничего. Он, по-моему, начинает понемногу повреждаться умом…
— Ну а какая разница? — пожал плечами Бестужев с самым невозмутимым видом. — Требует — заплатим.
— серьёзно?
— Это же не мои деньги, Карл, вы не забыли? В мои обязанности не входит давать финансовые советы моим нанимателям. Если они намерены заплатить столько, сколько Штепанек потребует, мне-то что? Я своё вознаграждение получу в любом случае, а в прибылях фирмы я не участвую, и экономия её средств меня нисколечко не волнует…
Не отводя взгляда от аккуратных рядков золотых монет, Вадецкий улыбнулся чуточку жалко, потер лоб, вернулся к столу и налил себе ещё коньяку. Сказал неуверенно:
— Мы могли бы встретиться завтра, и я отвез бы вас к Штепанеку, прямиком туда, где он сейчас…
— Так не пойдет, Карл, — мягко сказал Бестужев. — Сейчас всего два часа пополудни, а вы меня собираетесь заставлять ждать до завтра? Мне почему-то кажется, что в голове у вас — а она бесспорно умная — родилась очередная комбинация. Вы расстанетесь со мной, а сами кинетесь к Штепанеку, скажете, что от его имени заключили сделку с солидным покупателем, а потому потребуете жирный процент… Что-то в этом роде, а? Ну, не убивайтесь так, дело, в принципе, совершенно житейское, оборотистый человек такие комбинации придумывает моментально… Вот только меня это категорически не устраивает. Чересчур уж легко вы хотите заработать, а деньги легко не даются. Поэтому без всяких «завтра». Мы сегодня же отправимся к Штепанеку… и я, уж простите, не намерен вас более от себя отпускать. Я стану вас опекать, как строгая тетушка — юную неопытную девицу… Не бывает легких денег, Карл…
Уныло глядя в пол, Вадецкий не без уважения произнёс:
— Вот теперь я окончательно поверил, что вы и в самом деле связаны с коммерцией, с финансистами… Чувствуется хватка, как же…
— Ремесло такое, — усмехнулся Бестужев.
— Можно вас кое о чём попросить? Вам ведь, собственно, всё равно…
— Да?
— Вы можете, когда начнете вести переговоры со Штепанеком, представиться не коммерсантом, а военным агентом в штатском? Совершенно неважно, из какой страны, хоть из Экуадора… Хоть солидности ради следует подобрать более серьёзную державу.
— Зачем вам это?
— Это пойдет на пользу не мне, а вам! — огрызнулся Вадецкий. — Понимаете ли… Он буквально помешан на славе военного изобретателя. Откуда такая мания у человека сугубо штатского, мне решительно непонятно. Но всё именно так и обстоит: он возмечтал, чтобы в военном деле имя Штепанека стало столь же нарицательным, как Шрапнель, Галифе, Максим, Маузер… Я краем уха слышал от знающих людей, что его аппарат можно с успехом применять и в совершенно мирных областях жизни — но сам Штепанек эти стороны не рассматривает вовсе, он хочет, чтобы его имя оказалось увековеченным в истории военного дела… Именно по этой причине у меня с ним ничего и не вышло… то есть, я имею в виду, я не смог получить никакой выгоды. Богом клянусь, серия звонких статей о мирном применении аппарата Штепанека и произвела бы фурор, и позволила бы мне заработать кое-какие деньги. Но он, будто дервиш одержимый, только и твердит что об огромном военном значении своего телеспектроскопа. А это европейской читающей публике скучно. В Европе по-настоящему большой войны не было уже почти сто лет после окончательного разгрома Наполеона. И наверняка не случится ещё лет сто. Европейский читатель абсолютно не воспринимает сенсации, связанные с военными новинками, нечего и думать на них заработать… А я такие надежды на него возлагал! — воскликнул Вадецкий с неприкрытой обидой.
42 
