41 
— Ну, будем думать… А сейчас отправляйся-ка повышать общую культуру посредством посещения музея. Купи там цветочков, нефальсифицированного пойла, казна стерпит…
— А ты?
— А мне еще с парой человечков тут предстоит побеседовать, — сказал Кацуба. — Хотят здешние отцы города побеседовать со столичным гостем, спасу нет… Скучно им тут, душа общения просит… — Он покрутил головой. — Хорошо вам, обормотам, — Светка развлекается, ты развлекаешься, даже Шишкодремову сегодня трахаться предстоит — хотя вот с кем я бы не поменялся… Один я пашу, как пчелка… Не с моей рожей сексуальным террористом работать. Бон фояж, мон колонель…
* * *
…В музей Мазур направился пешком, благо было не особенно далеко. По дороге купил бутылку коньяка — недешевого и во граде Шантарске, а здесь просто устрашающе дорогого. На площади у церкви обнаружил неизбежного кавказского человека, торговавшего живыми цветами, приобрел пяток гвоздик — за сумму, на которую где-нибудь в Лондоне мог бы приобрести коллекционную орхидею. Теперь он был экипирован по высшему классу, можно выходить на дистанцию торпедного удара…
В крохотном музейном вестибюльчике в застекленной клетушке скучала пенсионного возраста седая дама. Мазур (ради конспирации упаковавший коньяк во внутренний карман куртки, а цветы — в глухой кулек из газеты) купил у нее билетик, свернул вправо, в зал, увешанный огромными черно-белыми снимками, наглядно иллюстрировавшими достижения советской власти — панорама морского порта, кипучая работа в цехах медеплавильного завода, бодрые шахтеры картинно шагают навстречу новым свершениям… Без всякого интереса обошел застекленные витрины с моделями судов, печей, подлинным, если верить табличке, телефоном Кузьмы Кафтанова, прислушался.
На втором этаже позвякивало железо, вполголоса переругивались нетрезвые мужские голоса. Он еще немного поболтался по залу, а когда звяканье стихло, направился наверх.
Обнаружил дверь с табличкой «Вход воспрещен», подошел вплотную и прислушался, а там и заглянул, благо дверь была приоткрыта. Один слесарь понуро собирал лязгающие причиндалы, а второй, судя по голосу и движениям гораздо моложе, стоял к Мазуру спиной и пытался втолковать Кате малость заплетающимся языком, что гонорар в виде емкостей с алкоголем — вещь, конечно, хорошая, но лично ему было бы не в пример приятнее, если бы столь очаровательная женщина согласилась бы ему помочь сей гонорар истребить. «Ну уж хрен, — сказал себе Мазур, — не для вас в садах наших вишни…»
Освободил гвоздики от газеты, запихнул ее в урну, расправил цветочки и решительно вторгся в помещение, куда вход был строго воспрещен. И испытал нешуточный прилив приятного мужского самоутверждения, когда Катя, банально выражаясь, расцвела, увидев его. Что поделать, если и в самом деле расцвела, улыбнулась так, что слесарь даже переступил на месте, приняв, видимо, ее улыбку на свой счет, но обернулся, обнаружил Мазура и враз проиллюстрировал своей персоною библейское сказание о Лоте.
— Это вам, Катюша, — сказал Мазур, подал ей цветы, потом повернулся к сопернику, благожелательно оскалился и, не убирая с лица эту гримасу, молча уставился на него.
Взглядами мерились недолго — слесарь мгновенно прокачал ситуацию и вздохнул:
— Мы, значит, пошли…
— Покедова, — ласково сказал Мазур.
Когда слесари выкатились, пошатываясь, Катя прямо-таки ахнула:
— Что с вами такое?!
— Мелочи быта, — сказал Мазур небрежно. — Выхожу из магазина — какой-то индивидуум прикладывает женщине по шее. Беру его легонько за локоток, начинаю объяснять, что с женщинами не стоит так обращаться даже на краю географии, начинаю рыцарем себя чувствовать — и вдруг эта фемина кидается на меня, проезжается по физиономии всеми двадцатью когтями и орет что-то вроде: «Ты, антилигент хренов, оставь в покое мово мужика! Кому какое дело, как мы с им общаемся!» И получился из меня не рыцарь, а форменный болван…
— Господи, вы хоть обработали?
— Ага, помазал чем-то заграничным, — беззаботно сказал он, откровенно пялясь.
Оказывается, она успела переодеться — а ведь говорила, что прямиком собирается в музей. Что ж, наши акции котируются… Делаем выводы.
На ней теперь была вишневого цвета блузка и синяя юбка на пуговицах, гораздо короче того платья, в коем Мазур узрел ее впервые. Сплошные пуговицы сверху донизу — а это, знаете ли, симптом, если в сочетании со всем прочим…
41 
