очень нудно 
64 
Взвыв от злости, я так рванулась, что колода распалась на две половинки, а солома взметнулась до самого потолка. Крысолак, видимо, не слишком проголодался и с восторгом принял участие в потехе, то клацая зубами у самого хвоста жертвы (вернее, того места, из которого он раньше рос), заставляя ее с истошным кудахтаньем подлетать на локоть-другой, то приотставая. За ним, потрясая обнаженным мечом, гналась я, но, увы, недостаточно быстро: на пятом или шестом круге петух меня догнал и попытался укрыться у меня на голове, но не удержался и, с потрясающей виртуозностью превратив мою прическу в украшенное грязью и перьями гнездо, скатился по моей спине. Тварь, не раздумывая, прыгнула вслед за ним, по-беличьи растопырив в полете лапы и вытянув струной длинный чешуйчатый хвост.
Откинув с глаз волосы и сплюнув перо, я с оттяжкой угостила ее локтем в нос. Куртка, сшитая в Духовишах, с честью выдержала испытание. В отношении серебряных заклепок портной тоже не сжульничал. Вряд ли, конечно, использовал металл высшей пробы, но для моих целей вполне годился и технический.
Серебряные шипы одновременно укололи и обожгли хищника, и он, с визгом перевернувшись в воздухе, хлопнулся на спину. Сапогом я его достать не успела — подскочив, как пружина, гадина взбежала по вертикальной стене, на мгновение зависла на потолке, обнажив заостренные подобно клыкам резцы во въедливом шипении, и с места, наискосок через половину чердака, прыгнула в лаз. Я машинально махнула мечом ей вслед, но, естественно, не успела. Лезвие разочарованно завибрировало и потускнело.
— Ну извини, — буркнула я. — Я все-таки не святая. А где эта гнусная птица?!
Петух оказался у меня над головой, на самом высоком насесте. Такой всклокоченный и несчастный, что вся моя злость мигом испарилась.
«Леший побери, мы ведь даже не целовались ни разу… — тоскливо подумала я, с досадой вгоняя меч в ножны. — Невеста Повелителя Догевы должна бы скакать от радости в предвкушении свадьбы, примерять платье, выбирать прическу, рассылать собственноручно подписанные приглашения и не заниматься ничем тяжелее вышивания жениху ритуальных портов для первой брачной ночи, дабы, упаси боги, не сломать перед торжеством ноготь или не посадить синяк под глазом… а я вместо этого сижу здесь по колено в…» Я мрачно посмотрела на петуха, и он ответил мне таким же неприязненным взглядом.
И самое ужасное — меня это вполне устраивало!
* * *
Праздник Последнего Колоса проводился в конце лета, когда выдавалась свободная неделька между окончанием уборки зерновых и началом копки картошки. Точной даты у него не было, жарким летом — раньше, холодным и дождливым — позже. В Винессе и Белории его отмечали одновременно, повсеместными праздниками и гуляниями.
Село Опадищи стояло ровнехонько на границе этих досточтимых государств, так что в восточном его конце жители говорили еще на белорском языке, а в западном уже вовсю сыпали винесскими словечками. Как вскоре выяснилось, от места жительства это не зависело — стоило какому-нибудь селянину пересечь невидимую линию напротив колодца, как он машинально переходил на соответствующий язык.
Возле колодца находилась и корчма, метко поименованная «Золотой серединой». Определить, на каком языке говорят в ней, было вообще невозможно: белорский, винесский, троллий, орочий и эльфийский сплетались в некий причудливый, но — о диво! — всем понятный диалект. Корчмарь, во всяком случае, умудрялся правильно истолковывать даже нечленораздельное мычание и тычущий в кружку палец — если, конечно, во второй руке клиента поблескивала монета.
Туда-то я в данный момент и направлялась. Злая, невыспавшаяся, голодная, пропахшая курами и вымазанная грязью. Короче, настоящая ведьма. Крысолак в курятник больше не сунулся, но шмыгал поблизости (а чем мне исправно докладывал поисковый импульс). Выжидал, пока я уберусь восвояси, чтобы без помех продолжить пиршество. Его лаз я заделала, но выгрызть в трухлявых бревнах новый с его-то зубами и когтями — дело пары часов. А еще проще — взбежать по наружной стене до отдушины под крышей. И эта тварь не успокоится, пока из чистой вредности или спортивного азарта не вырежет все куриное поголовье сарая, на данный момент представленное в лице, то бишь клюве, единственного петуха.
Будь у бабки злая собака, проблема решилась бы очень просто: на ночь запереть ее (собаку, разумеется, а не бабку) в курятнике — и радушный прием крысолаку обеспечен. Если и сумеет вырваться, носа сюда больше не покажет. Людей же эти твари ни в медяк ни ставили. Перед рассветом он наконец-то убрался, но и дураку ясно, что с темнотой опять вернется попытать счастья.
64 
