очень нудно 
26 
Поручик принюхивался. Попахивало неплохим коньяком.
— Шустовский? — спросил он с интересом.
— Берите выше. «Ахтамар». Настоящий.
— Никогда о таком не слышал.
— И немудрено, мой друг, и немудрено, — сказал Маевский, улыбаясь во весь рот. — Его еще только будут изготовлять… — он задумчиво поднял глаза к потолку. — Неделя ареста за очередную контрабанду — мне, сутки ареста и мне, и вам — за употребление спиртного во время прыжка … Но когда это русских офицеров пугали этакие пошлости? Да и коменданту сюда проникнуть взором крайне затруднительно… Прошу! Времени осталось мало.
Торопливо приняв у него стопку, поручик опрокинул ее единым махом. Коньяк и в самом деле был великолепен, по жилочкам растеклось приятное тепло, враз прибавилось бесшабашности. Штабс-капитан, столь же проворно покончив со своим порционом, спрятал фляжку, повернулся к устройству, где красные лампочки одна за другой меняли цвет на зеленый и наконец стали зелеными все до единой. Полное впечатление, что он подгадал вовремя: из зарешеченного окошечка раздалась повелительная команда:
— Карета, можете отправляться!
— Ну, как говорится, поехали… — сказал Маевский с явственной бравадой.
Он поднял руку туда, где в черной прорези торчал черный стержень с массивной красной головкой величиной с яблоко, крепко сжал ее ладонью и опустил рычаг вниз, до упора.
Глава V
Далеко от дома, очень далеко
С окружающим миром произошло что-то абсолютно неописуемое. Нахлынула непроницаемая мгла, и поручик с нешуточным ужасом ощутил себя растворенным в ней — он не чувствовал тела, биения сердца, не мог пошевелиться, выдохнуть, потому что нечем было двигать, поручика Савельева как бы и не существовало в прежнем осязаемом виде, он ощущал себя облаком, туманом, дымом, распространявшимся вдаль и вширь, на всю Вселенную, его мысли, казалось, стали размазанными струйками слившегося с мраком тумана, его бывшее тело расплылось облаком немыслимых размеров…
И все кончилось столь же внезапно.
Он сидел в жестком железном креслице, напротив помещался ухмылявшийся штабс-капитан Маевский, а лампочка под потолком казалась вовсе уж тусклой — потому что снаружи лился солнечный свет.
— Впечатляет, верно? — как ни в чем не бывало осведомился Маевский. — Всякий раз пробирает до печенок… Интересные ощущения, правда?
— Да уж… — хрипло выговорил поручик. — Ощущения, должен признать, впечатляют…
Он с невыразимой радостью дышал и шевелился, вновь ощущая себя реальным. Описать нельзя, как приятно было вновь вдыхать и выдыхать воздух, менять позу, видеть окружающее… Понять эту радость мог только тот, кто сам прошел через этот жуткий, растворяющий, неведомо во что превративший на несколько мгновений мрак.
Он повернулся к окну. Там, снаружи, не было прежней картины, исчезли пьедесталы, соседние кареты, машинный зал. Они теперь находились под открытым небом, посреди ясного, солнечного дня, со всех сторон виднелись деревья с толстыми, сероватыми стволами и раскидистыми кронами, на первый взгляд мало чем отличавшиеся от обычных тополей.
— И что же… — начал он было.
— Погодите! — прервал Маевский резким, командным тоном, и поручик моментально примолк.
Штабс-капитан переменился решительно — его лицо стало застывшим, настороженным, глаза сузились, движения переменились, ставши скупыми, энергичными. Он повернул колесико на одном из баллонов, послышалось тихое шипение, и воздух, ставший слегка спертым, вмиг посвежел. Прильнув к окну, Маевский смотрел на окружающее с тем же хищным прищуром, словно они оказались посередине неприятельского лагеря.
Меж деревьев показался неторопливо идущий человек, не отличавшийся от них нарядом. Протянув руку вбок, Маевский ловко, не глядя, ухватил прислоненный к креслицу скорострел, звонко лязгнул затвором и отрывисто распорядился:
— Поверните штурвальчик влево, до упора. Потом распахните дверь и моментально — с линии огня!
Поручик ухватился за штурвальчик, поддавшийся очень легко, ожесточенно завертел его влево, пока не ощутил, что тот во что-то уперся. Толчком ноги распахнул дверь наружу, отпрянул в сторону. Он уже узнал в неторопливо приближавшемся человеке полковника Стахеева.
— Оглядитесь, что там вокруг!
— Никого, — сказал поручик. — Ни зверя, ни человека. Полное безлюдье.
26 
