СОЛО ДЛЯ ФЛЕЙТЫ

Иногда он видел и другие сны. В редкие моменты просветления, когда боль отступала. Зачем он оттуда уехал? Зачем?!! Теперь только во сне можно вновь очутиться на хуторе, среди безмолвных елей и тишины.

Как он вышел на этот хутор? Непостижимо! Дорога, которая к нему привела, была наполовину заметена снегом. После короткой оттепели на поверхности образовалась ледяная корка, которая под его тяжестью проваливалась, и ноги все больше покрывались ранами и кровоточили. Предусмотрительно он надел ботинки, которые все равно оказались слишком уж легкими для такой погоды и такой дороги. Но он упрямо брел по ней, в полузабытьи. И дошел.

Умирать не хотелось. Пока она была жива. Это было бы несправедливо. Он шел и разговаривал сам с собой.

Слишком легко ему все давалось. Легко писалось, легко жилось. Да, были проблемы. Моральные. Он не ладил с матерью, ревновал жену. С коллегами по цеху отношения были очень сложными. Теперь он понял, что терзался тем, что, в сущности, выеденного яйца не стоит. Разве когда-нибудь он испытывал нужду? Знал, что такое тяжелый физический труд? Знал, что такое боль? Боль… Вот что может свести с ума…

А все остальное…

Ориентиром ему служили телеграфные столбы. Свет приведет туда, где живут люди. Даже если по дороге, наполовину заметенной снегом, давно уже никто не ходил. И у него получилось! Дошел! Внезапно его взору открылось пространство, на котором, со всех сторон окруженная лесом, стояла деревенская изба. Из трубы вился дымок.

Если бы тогда он мог увидеть свое лицо! Он был в полубреду. И не мог себе представить, насколько значительны повреждения. Был уверен: раны затянутся, кожа нарастет новая. И он вернется. Молодым и красивым. Кумиром многочисленных поклонниц. Знаменитым и удачливым Акимом Шевалье.

Лицо пылало жаром, ноги нестерпимо болели.

Ввалившись в избу, он сказал только одно слово:

— Мама!

И упал на пороге. Лицо женщины, открывшей ему дверь, растворилось во мраке. Он и в самом деле подумал, что это его мать.

Очнулся через сутки, чтобы выпить травяной отвар и опять провалиться в забытье. Она что-то говорила о городе, о больнице. Мол, надо дойти до деревни, там есть телефон. Позвонить, вызвать «скорую». Но он упрямо качал головой. Нет, нет, нет!

— Али чего натворил, Андрюшенька? — участливо спрашивала она.

Не хотел видеть людей, кем бы они ни были, пусть даже врачами. Никого, кроме нее. Шрам на лице зашивала она. Словно заправский лекарь, оглушив его огромной дозой спиртного. Подумал только: и когда мать успела сделаться знахаркой? В избе повсюду висели ароматные травы. Запах его успокаивал. И ее руки успокаивали тоже.

Чтобы уменьшить боль, она давала ему пить самогон из граненого стакана. На лицо положила марлю, смоченную в душистом отваре. Стало легче. Потом она сделала такую же душистую мазь. На ноги накладывала компрессы. На ночь обмазывала их все той же душистой мазью. Быстрее всего зажили ноги. Слава Богу, он не успел их отморозить! Сначала огонь не дал, потом он беспрерывно шел, двигался. Хуже всего было с лицом. Зеркала она ему не давала.

Она почему-то называла его Андрюшей. Он согласился с этим. Андрей так Андрей. Имя дала ему мать, она же вольна изменить его. Мать выхаживала его старательно, день и ночь не отходя от постели. Впервые он чувствовал такую заботу.

В детстве он болел редко. И мать в такие дни всегда испытывала досаду. Вот вам, пожалуйста! Некогда было болеть, потом надо наверстывать пропущенное! Некогда было болеть. А так иногда хотелось полежать с температурой, с горлом, замотанным пушистым шарфом! Школа, фигурное катание, английский. Она говорила: «Ты делаешь это для себя, не для меня. Когда вырастешь — скажешь спасибо». Все родители так говорят. Они уверены, что благо для детей есть именно то, чего им самим не досталось. Из кожи лезут вон, лишь бы напичкать ребенка всевозможными знаниями. А если хочется оставить хоть чуточку места и для другого?

Конечно, за репетиторов иностранного языка впоследствии он был ей благодарен, но ребенком ненавидел эти уроки. Придумывал хитрые игры, чтобы запомнить дурацкие слова. Которые никак не запоминались. Сейчас он бредил, и снова чувствовал себя ребенком. Вернулось фигурное катание и уроки английского. Мама, зачем ты меня так мучила?

Но мать не понимала, суетилась, меняла компрессы на лице со словами:

— Заговариваться стал, Андрюшенька. Где ж ты был, сынок?

  49