Лёгкий, ненавязчивый романчик 
71 
Узнав, что она американка, тут же перешел на английский. Салли это приятно удивило, она даже похвалила его произношение. И еще… Неприятно быть собеседником человека, который постоянно отводит глаза. Салли глаз не отводила, потому что и он тоже на нее смотрел. Они были в равном положении: некрасивая темнокожая женщина и белый человек с лицом, изуродованным шрамом и ожогами. И поэтому они ушли из клиники вместе.
Салли была безнадежно влюблена в какого-то симпатичного русского парнишку. Моложе ее на несколько лет. Понимала, что он, которого она полюбила, просто хочет воспользоваться ею для выезда за рубеж и устройства своих личных дел. Очень милый русский мальчик, почти ребенок, но уже по-взрослому расчетливый и жестокий. И она плакала, и от отчаяния хотела сделать пластическую операцию, чтобы стать привлекательнее. Думала, бедняжка, что все дело в этом.
Он пытался ее утешить, как мог. Потом выследил ее возлюбленного с юной красоткой-ровесницей. Узнал про молодого человека столько дурного, что Салли поняла, с кем связалась и почти остыла. Они нашли друг в друге утешение. И уже не могли расстаться. Нет, они не были страстными любовниками. Но жить друг без друга не могли. Часами беседовали, спорили, потом мирились. Лучшего друга у него никогда не было. Когда Салли умерла, оставив его в одиночестве, он понял, как любил ее.
Вторым рождением он был обязан именно Салли. Ибо без славы жизнь для него не имела смысла. Она все поняла. Энергичная, волевая, настойчивая и очень умная женщина. Никто не знал о ее смертельной болезни. Она не хотела болеть. Помогала ему заработать деньги, чтобы вернуться на родину и отомстить врагам. Она его поддерживала и вдохновляла.
Салли никогда ему не снилась. Почему? Ведь была любовь! Он видел какую-то женщину без лица, и даже понимал, что это она. Просил ее: «Скажи что-нибудь. Ну, скажи». Она молчала.
Казалось, цель была достигнута. Благодаря Салли, он вновь поднялся на вершину. Но теперь его мучило одиночество. И кошмарные сны. Один, вновь один. Деньги не радовали, слава угнетала. Мир оказался жестоким и несправедливым. Хотелось что-то изменить.
Он сам не понимал: зачем менять? Потому что всесилен? Он умирал и рождался заново, добился успеха в чужой стране. Он мог все. Всесилие тоже сводило с ума. Люди казались настолько мелкими, что он испытывал потребность поиграть ими, как оловянными солдатиками. Это было так просто. Главное, объяснить им, что они не больше, чем эти солдатики.
И в этом своем сне он выстраивал роты неподвижных болванчиков и возвышался над ними, как повелитель мира, чья могучая рука распоряжается существующим порядком вещей. А наяву вспоминал о тех, кто сделал его самого оловянным солдатиком. Ему хотелось действия.
Он решил, что готов. Три с лишним года — срок достаточный, чтобы ненависть созрела. Пора было посетить родину.
Сидя в самолете, он совершенно успокоился, потому что увидел перед собой новую цель…
ФОРТЕ (Громко)
Этот телефонный звонок застал Глазова врасплох. Он только что вернулся от Юлии и решил эту ночь провести дома. Хорошенько все обдумать, прикинуть, что и как. Да и с женой не мешало объясниться. Когда же развод? Он подумал, что объявилась Светлана, и поспешно схватил телефонную трубку. Хотелось определенности. — Да?
— Наконец-то я вас застала! Добрый вечер, молодой человек!
— Скорее ночь, — промямлил он.
— Это Маргарита Эдуардовна Шевалье. Вы прочитали мою рукопись?
— Мм-м-м… Разумеется!
Он врал. Рукопись так и не дочитал до конца, силенок не хватило. И зачем только оставил ей номер домашнего телефона!
— Ну и как вам? — с торжеством спросила Маргарита Эдуардовна. Ожидала похвалы.
— Хорошо, но…
— Что но? — насторожилась она.
— Это не телефонный разговор-
— Ну, разумеется! — и нетерпеливо: — Когда вы подъедете?
— Завтра можно?
— Завтра! И рукопись захватите. Бумага нынче дорогая, как и услуги машинистки.
Услышав в трубке гудки, перевел дух. Зато есть теперь повод еще раз встретиться с матерью Акима Шевалье. Во-первых, надо отыскать ее рукопись, во-вторых, свой дневник. Когда-то начинающий оперуполномоченный Дмитрий Глазов вел дневник, куда записывал свои переживания. Грезил о славе великого сыщика, хотел написать впоследствии роман. Допустим: «Откровения оперуполномоченного». Либо: «Сто ночей в засаде». В засаде Глазов испытывал скуку, да и какая засада? Воришку на его же квартире поджидать? Дело Акима Шевалье было первым по-настоящему серьезным на его счету. И первым по-настоящему загадочным. Все остальное — типичная бытовуха. Никакой романтики.
71 
