28 
Идея проследить за длинным худым незнакомцем возникла у Матвея после того, как Головня удалился в потаенную комнату за стойкой бара. Матвей не сомневался, что хозяин связан с тайными базами в горах, но ничего интересного и конкретного до сегодняшнего вечера не замечал, хотя в последнее время заходил в «Каравеллу» не реже двух раз в неделю.
В автобусе Матвей встал на заднюю площадку, вытащил из большой спортивной сумки джинсовую кепку, очки с затемненными стеклами, светлую куртку из тонкой плащовки и тут же надел все это. «Камуфляж, конечно, ерундовый, — решил он, — но в темноте авось сойдет. Тем более длинный не заметил, как я садился в автобус».
Ехали долго, город кончился. Экспресс остановился у пансионата, рядом с маленьким дачным поселком. Головня наконец вышел и двинулся в глубь поселка по едва освещенной редкими фонарями аллее. Матвей неслышно следовал за ним, стараясь не попадать на свет фонарей.
Капитан позвонил у высоких ворот. Матвей не сумел разглядеть, кто открыл ему ворота, которые впустив ночного гостя, тут же захлопнулись. Через несколько минут Перцелай заснял со вспышкой улицу, ворота и номер дома. Пока этого вполне достаточно. Теперь оставалось ждать, когда незнакомец выйдет, и попытаться быстро сфотографировать его на сверхчувствительную пленку — если, конечно, повезет.
* * *
— Позвольте войти? — спросил длинный тощий человек лет сорока с короткими светлыми волосами и большими, навыкате, зелеными глазами.
— Простите, с кем имею честь? — вежливо улыбнулся доктор.
Человек достал из кармана пиджака удостоверение капитана милиции.
— Пожалуйста, Анатолий Леонидович, — пригласил его доктор, прочитав в зыбком свете фонаря имя на удостоверении.
Они прошли в гостиную.
— Чай? Кофе?
— От чаю не откажусь, — кивнул Головня, усаживаясь в глубокое кожаное кресло.
«Началось! — подумал доктор, ставя чайник на кухне. — Может, оно и к лучшему?»
Вернувшись в гостиную, он уселся напротив гостя.
— Вадим Николаевич, — начал капитан, — я пришел к вам не как представитель власти, а как частное лицо. Я хочу предупредить: вам грозит опасность. Собственно, мой визит к вам — должностное преступление. Я не имею права предупреждать о таких вещах.
В гостиной горел только торшер под большим зеленым абажуром, лицо доктора оставалось в тени. Он нарочно сел так, чтобы свет падал на незваного гостя. Ему было видно, что глаза навыкате буквально впиваются в него.
— Продолжайте, Анатолий Леонидович. Я вас внимательно слушаю, — улыбнулся он как можно приветливей.
— Вообще-то я хотел бы послушать вас, Вадим Николаевич. Вы ничего не желаете мне сообщить?
— По какому вопросу? У вас проблемы со здоровьем? Или у кого-то из ваших близких?
— Нет. Я здоров. — Головня немного растерялся и отвел взгляд. — Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Ваши поездки в горы обратили на себя внимание. Сейчас в горах скрываются террористы из Чечни, среди них есть раненые. Вы — хирург. Это наводит на мысль…
— Простите, что наводит на мысль и кого? Я не совсем вас понимаю.
— Не перебивайте меня. За вами ведется серьезное наблюдение со стороны наших органов. Вас подозревают в пособничестве бандитам, государственным преступникам, находящимся в розыске. Я предлагаю вам сотрудничество. О каждом вновь поступившем раненом вы будете сообщать мне лично. Но сейчас меня интересует, — Головня набрал полную грудь воздуха и выдохнул, — Аслан Ахмеджанов! Он скрывается в горах, и вы оперировали его месяц назад.
— Простите, Анатолий Леонидович. Кажется, чайник закипел. — Доктор встал и вышел на кухню.
«Кстати явился этот капитан, — думал Вадим, разливая чай по двум чашкам, — как-то слишком уж кстати. Я ломал голову, а тут — пожалуйста, прямо на блюдечке мне подают капитана милиции. Местной милиции. Местной… А я ждал кого-нибудь из Москвы. Их здесь так много сейчас, и логично было бы… А может, отдать ему кассету — и дело с концом?»
Но что-то внутри сопротивлялось. Что-то не нравилось доктору в этом пучеглазом капитане. Может, перстень с черным камнем? Или длинный острый ноготь на мизинце? Или галстук в цветочек?
«Нет. Ерунда. Галстук здесь ни при чем, — сказал себе Вадим, — слишком уж вовремя явился этот Головня. И второе — откуда у него ко мне „личная симпатия“? Чего ради он решился на должностное преступление и с первых же слов мне, подозреваемому, в этом признается?»
28 
