Лёгкий, ненавязчивый романчик 
140 
Причем он же в итоге оказался виноватым!
— Уй… уй… уй… больно как… — приплясывала на одной ноге Ванесса, держась за ноющие пальцы. — Какого черта я босиком хожу?… уй… уй… ой… а это что такое?…
Распрыгавшись в темноте, она вновь на что-то наступила. На сей раз — твердое, холодное, издавшее жирное фырканье. Ступня испачкалась в какой-то жиже.
Ощупав находку, Вон опознала в ней тюбик зубной пасты. Без крышечки. Кто-то бросил его прямо посреди коридора, и теперь вся паста выдавилась прямо на пол.
— Я этому неандертальцу когда-нибудь голову откручу, — мрачно произнесла Ванесса, вытирая ладонь о штанину.
Через минуту она сообразила, что в потемках перепутала направление и пошла в противоположную сторону. Прямо к штурвальному балкону. Да, несомненно. Стеклянная дверь, плотная занавеска — а за ними, разумеется, архимаг Шамшуддин.
Все правильно, именно он там и оказался. Штурвальное колесо вертится само собой, управляемое магической мыслью, а за уютным столиком восседает плешивый амбал с кожей цвета эбенового дерева. На столике дымится турка, рядом бокалы, сахарница и вазочка с мороженым. Сегодня Шамшуддин решил испробовать кофе гляссе.
— По-моему, неплохо получилось… — с видом знатока заключил он, увенчивая черную жидкость снежно-белым беретом. — Ярко сияют звезды, но твои глаза сияют ярче, дева моя. Почему не спим?…
— Все потому же… — вздохнула Вон, усаживаясь рядом и наливая себе тоже.
— Нужно подождать, пока остынет, — заметил Шамшуддин. — Горячий гляссе — это не то, что может взласкать нёбо по-настоящему…
— Я просто так буду, без мороженого, — покачала головой Вон, отхлебывая горячий напиток. — А вы, я гляжу, уже всякие рецепты освоили?…
— К наслаждению тоже нужно подходить умеючи, — улыбнулся Шамшуддин.
Ванесса окинула взглядом горную панораму. Здесь, снаружи, света вполне хватает — глаз Урея освещает дорогу на манер прожектора. Даже читать можно… что, собственно, Шамшуддин сейчас и делает. Довольно пухлый томик в кожаном переплете.
— Что за книжка? — наклонила голову Вон, пытаясь разглядеть заглавие.
— «Хроники войн, ведшихся в правление Заричи Второго Великого», авторства Аргенто Генарена, — произнес Шамшуддин. — Барон Джориан посоветовал.
— Ах да, вы же теперь и на рокушском читаете… — вспомнила Ванесса.
Она сама, овладевшая этим языком посредством вавилонской рыбки, по-прежнему владеет только устной речью. Но Креол, Шамшуддин и лод Гвэйдеон недавно вернулись с Каабара. И пройдя меж мирами, выучили рокушский как бы заново — но уже с возможностью чтения.
— И как, интересно? — полюбопытствовала девушка.
— Да, весьма увлекательно. Но должен заметить, прадедушка нынешнего короля обладал суровым нравом. Некоторые войны он объявлял буквально на пустом месте — из-за косого взгляда, из-за не к месту сказанного слова, из-за желания получить еще один клочок земли или иную безделицу…
— Ну, клочок земли — это не такая уж безделица, — возразила Вон. — Знаете, как Англия с Аргентиной из-за Фолклендских островов собачились?… А вроде тоже мелочь — клочок земли…
— Увы, дева моя, не знаю, — грустно мотнул головой Шамшуддин. — Я видел Рари и видел Каабар, но о нашей Земле по-прежнему вынужден довольствоваться рассказами…
— Да не переживайте, там сейчас нет ничего интересного.
— Так кажется тебе, ибо ты там родилась. Отчий дом всегда кажется самым скучным и обыденным местом на свете… но таков ли он на деле, дева моя?… Или это просто кажется?…
— Так о чем книга-то? — поспешила сменить тему Ванесса. От подобных философствований ее всегда клонило в сон. — Про нашего маршала там есть?
— О, и еще сколько! — ухмыльнулся Шамшуддин. — Пожалуй, не меньше половины. Вот — от сих и до сих автор ведет речь исключительно «о том, чей крюк железный мог и Демону бы вырвать рог»! Рокушцы называют Демоном свое воплощение Абсолютного Зла, — пояснил маргул.
— Да я знаю. И что там про Хобокена?
— Поглядим, поглядим… — полистал Шамшуддин. — Значит, родился в 7043 году по летоисчислению эйстов, в семье мелкопоместного дворянина. С детства испытывая тягу к военному делу, еще четырнадцати лет по собственной инициативе записался в кадетскую академию, а в восемнадцать получил чин поручика и был зачислен в гренадерский полк Куриана, где всего за полгода поднялся до лейтенанта, после чего год прослужил в Ларии, по программе обмена молодыми офицерами. Возможно, служил бы и дольше, но отношения с Ларией вскоре осложнились, и всех рокушцев призвали обратно. Кстати, домой Хобокен вернулся уже одноруким, но выходить в отставку по увечью отказался наотрез. Навстречу ему пошли неохотно — вначале все же хотели вытурить. Хобокену пришлось пройти немало инстанций, чтобы ему позволили остаться. Спустя полгода началась рокушско-ларийская война за выход к южным морям, оставшаяся в истории под названием Восьмилетней. На протяжении всей войны лейтенант Хобокен показывал себя с самой лучшей стороны, стабильно растя в чине, но в полную силу его звезда воссияла только в 7069 году. Его часть попала в окружение, командующего убили, войско охватила паника. Тогда командование принял майор Хобокен — и одержал первую свою победу, разбив почти трехкратно превосходящие силы. Однако тот случай не имел больших последствий для его карьеры — успех молодого офицера приписали счастливому случаю. Но спустя еще два года, за несколько месяцев до окончания войны, полуполковник Хобокен снова получил возможность проявить себя — и выиграл еще два крупных сражения с потрясающими результатами. После этого полковника Хобокена перестали считать всего лишь везунчиком.
140 
