Вокруг них город опоясывали деревянные кровли нижнего города, защищенного еще одной стеной – уже из бревен, с деревянными галереями и круглыми каролингскими вышками из грубо отесанных валунов. Одна из них имела проход: массивные ворота и подъемный мост на цепях. С трех сторон город окружала река, с четвертой – огромный земляной вал с наискосок вкопанными острыми копьями, чтобы не было возможности коннику въехать по склону вала.
– Нравится? – спокойно-насмешливо спросил подъехавший Роберт, и Эмма вздрогнула от неожиданности. – Клянусь спасением своей души, такой город непросто взять. И Ролло накрепко увязнет здесь до прихода войск из Бургундии, Иль-де-Франса и Пуатье.
– А если он не пожелает брать город? – спросила Эмма. – Если он вообще не придет?
Сейчас она почти желала этого. Но лицо герцога стало жестким.
– Придет. Если не хочет перед своими же людьми ославить себя, как труса, не пожелавшего вызволить свою женщину.
В следующий миг он опять стал невозмутимым, и, пока они не спеша съезжали к мосту через реку, рассказывал племяннице, что старое, еще римское, название Шартра – Аутрикум Цивитас Карунтум.
Когда-то это была столица племени карунтов, а на месте города находилось святилище друидов. Но уже в те времена в этих краях скрывались и первые христиане – Святой Савиньян и Святой Потенциан, которых сам апостол Петр послал в Галлию проповедовать учение Христа.
Друиды миролюбиво уживались с ними, принимали их веру, пока римский губернатор Квирин-проклятый не стал расправляться и с теми, и с другими. И тем не менее христианство скоро распространилось в этом краю, даже первый епископ города – Святой Авентин – был вначале друидом.
– Эта земля благотворно влияет на нехристей, располагает их к принятию истинной веры. Тебя это должно воодушевить, Эмма.
Однако она была мрачной. Рассказы о друидах напомнили ей то время, когда в глуши Бретани она чуть не была принесена в жертву на их алтаре. И ее спас Ролло. Сколько же раз он ее спасал! Вот опять она накликала на себя беду, и вся надежда ее лишь на Ролло. Эмма чувствовала себя совсем скверно.
Кони, гремя подковами, стали въезжать на мост. На противоположном берегу рядами сохли лодки. Мост был на мощных каменных опорах, но с бревенчатым настилом. Последняя его секция представляла собой подъемный мост, опущенный от ворот на толстых цепях. Миновав его, путники въехали в глубокую арку ворот.
Здесь вовсю шла подготовка к осаде – лежали сложенные кучи камней, штабеля бревен, у стен днищем вверх покоились огромные котлы, в которых обычно в дни осады кипятят смолу и воду. Кругом полыхали горны кузниц, ковалось оружие – щиты, мечи, наконечники дротиков и стрел. Воины, сидя прямо на земле, зачищали под древки копий крепкие ясеневые стволы, точили на вращающемся круге лезвия двойных секир.
Теснота была ужасная. Казалось, в городе собралось целое войско. Воины шумно приветствовали въезжавший отряд герцога. Вперед вышел толстый воин в длинной, как ряса, тунике и выложенном пластинами оплечье. Туника и впрямь оказалась рясой священника, точнее, аббата.
– Ты не узнаешь Далмация, Эмма?
Эмма с трудом припомнила лицо монаха – пухлое, с карими плутовскими глазами, с носом, испещренным прожилками, как у любителя выпить. И несмотря на его внушительную комплекцию, жирным его назвать было нельзя. Сплошные мускулы, квадратные плечи.
– Да, я припоминаю его, – равнодушно ответила она и отвернулась. Глядела туда, где упражнялись на мечах воины, метали копья и топоры в дубовые срубы-мишени.
«Совсем, как у нас в Руане».
Руан вставал в памяти, как родной дом, который она так неблагоразумно покинула. Если бы не ссора с Ролло в Гурне, если бы не поездка в Эвре… Ролло ведь предупреждал ее, чтобы она самовольно не разъезжала по стране. Он, как всегда, оказался прав. И если бы так не разгневал ее интрижкой с Лив… В итоге Эмма решила, что в ее бедах повинна одна Лив.
Они миновали вторые ворота, окованные медью с ощетинившейся над головой подъемной решеткой. Здесь их встретил епископ города Гвальтельм. Рука его была забинтована, висела на перевязи. Лицо, словно выдубленное, лоб собран в хмурые складки. Широким жестом он благословил въезжающих, сразу заговорил с Робертом.
– Было известие. Роллон уже покинул Руан.
Герцог сделал жест, указывающий на Эмму, но Гвальтельм лишь пожал плечами.
У Эммы был не удрученный вид. Люди разглядывали спутницу герцога, воины откровенно выражали восхищение ее красотой. И, как всегда, всеобщее внимание вернуло ей ощущение полноты жизни. И оно же вернуло самообладание, заставило встряхнуться. Она оправила сбившийся плащ, пригладила растрепавшиеся волосы. Держалась в седле с достоинством королевы. Проследовала за Робертом далее к собору. Их длинная яркая процессия растянулась через весь город.