82 
В простенке окон на скамье сидела немолодая грузная женщина, которая оказалась настоящей великаншей, когда поднялась. Эмма едва ей достигала до предплечья.
– Благо тебе, благородная дама, – сказала она, низко кланяясь. Улыбка у нее была приятная, а в темных глазах сквозило веселье. – Мой Гвальтельм приказал мне прислуживать тебе. А зовут меня Дуода из Аванака.
Эмма невольно улыбнулась, оглядывая покой. Все, как у настоящей принцессы из Робертинов. Она-то думала, что ее едва не в подземелье посадят, и, когда огромная Дуода натаскала ей теплой воды и Эмма погрузилась в нее, она почувствовала себя совсем неплохо.
Дуода старательно намылила ей голову. Несмотря на свой суровый вид, женщина оказалась на редкость болтливой. Эмма даже перешучивалась с ней.
– Надо же, – удивлялась Дуода. – А мой Гвальтельм говорил, что у тебя нрав, как у нормандской волчицы. Хотя я слышала, что в народе тебя кличут Птичкой. Говорят, Роллон выкрал тебя из крепости Байе, когда убил тамошнего графа.
Эмма стала объяснять, как все произошло на самом деле, но захлебнулась в потоке воды, который одним махом вылила на нее из огромного ведра Дуода. Застонала, когда та принялась тереть ее жесткой мочалкой.
– Подумать только, мой Гвальтельм говорил, что ты самая что ни на есть принцесса, а грязи на тебе, как на монастырской рабыне.
– Эй, потише! – плеснула в нее водой Эмма. – Клянусь верой, ты сейчас с меня кожу вместе с грязью сотрешь.
Дуода басисто захихикала, похлопала Эмму по плечу, как коня, так, что та едва с головой не погрузилась в воду.
– Неженка, принцесса!
– Только не вытирай меня! – взвизгнула Эмма, когда великанша, как ребенка, подняла ее из воды и набросила полотняное покрывало.
– Тебе бы камни на стройплощадке ворочать, – ворчала Эмма, вытираясь.
– И это приходилось, – усмехнулась женщина. – Когда мой Гвальтельм…
– Скажи на милость, отчего ты называешь преподобного епископа Шартрского «своим Гвальтельмом»?
Дуода достала из ларя белую льняную сорочку.
– А как же мне его называть, если мы с ним лет двадцать вместе прожили.
– Так ты ему вроде жены? – удивленно переспросила Эмма, выныривая из ворота сорочки, в какую ее буквально всунула Дуода.
Пожалуй, в этом не было ничего необычного. Священники часто брали к себе сожительниц. Дуода же, пока Эмма расчесывала волосы, тут же поведала ей о себе, что родом она из села Аванак, что принадлежало Шартрскому монастырю Святого Петра, или, как его зовут в народе, Святого Отца. Говорят, что еще король Хлодвиг его возвел. А «ее Гвальтельм», тогда еще совсем молоденький, был при нем аббатом. Приезжал взимать десятину в их село, служил мессу. К нему неплохо относились, ибо он прощал крестьянам долги в неурожайные годы.
А посмотришь – добрым не покажется. Неразговорчив, вечно нахмурен. Однако Дуода сразу заметила, как он поглядывал на нее, когда она гнула подковы на празднике урожая и на Троицу. Поэтому ее не удивило, когда он прислал за ней своих людей и поселил при монастыре. Так они и прожили вместе. Четырех сыновей родила ему Дуода, но только младший Дюранд остался жив и сейчас служит герцогу Нейстрийскому в Париже.
– А с моим Гвальтельмом я и по сей день. Он вон теперь епископ. И я при нем.
– Что же он тебя в прислугах держит? – уже начиная дремать, спросила Эмма. – Меня Ролло желал королевой франков сделать!
После дороги и купания ее клонило в сон. Ответ Дуоды слышала, как сквозь дрему. Та говорила, что ей, простой крестьянке, не на что было рассчитывать. Она же – Эмма – из королевского рода франков, и язычнику Роллону выгодно взять ее в жены, ибо брак с Птичкой его вмиг возвысит до уровня монархов Европы.
Эмма открыла сонные глаза. Улыбнулась. Странное дело, но подобная мысль ни разу не приходила ей в голову. Она была изгнанницей в своей семье, ее не признавали. Теперь же, когда сам герцог Нейстрийский называет ее своей племянницей и готов предложить Ролло – все могло измениться самым непредсказуемым образом. Ведь ее левша так падок на лесть и на титулы. Кто знает, ежели Роберт ему предложит ее руку как франкской принцессы, он может и принять условия христиан. Ведь крестился же викинг Готфрид из любви к Гизелле Лотарингской. И Ролло… Они так любят друг друга…
Она заснула с улыбкой.
Вечером ее навестил Роберт. Был уже в длинной кольчуге и плаще, но еще без шлема.
– Мы выезжаем в полночь.
– Разве вы оставите Шартр?
82 
