очень нудно 
101 
— Ах, где же дядюшка? — вскричала Элизабет, едва дочитав последнюю строчку, и вскочила, чтобы побежать за ним, не теряя ни одной драгоценной минуты. Но тут лакей распахнул дверь, и вошел мистер Дарси. При виде ее побледневшего лица и смятения он вздрогнул, но, прежде чем успел опомниться и что-то сказать, Элизабет, способная думать только о положении Лидии, произнесла торопливо:
— Прошу извинить меня, но я должна вас покинуть. Мне необходимо безотлагательно найти мистера Гардинера по делу, которое не терпит отсрочки. Дорога каждая секунда.
— Боже великий! Что случилось? — в волнении вскричал он, забыв о правилах вежливости, но тут же спохватился. — Я не задержу вас, но позвольте мне или лакею отправиться за мистером Гардинером и миссис Гардинер. Вы не в состоянии, вы не можете пойти сама.
Элизабет заколебалась, но у нее подкашивались ноги, и она поняла, как мало будет толку, если она попытается догнать дядю и тетушку. Поэтому она позвала слугу и поручила ему, еле выговаривая слова от расстройства, немедленно попросить его хозяина и хозяйку вернуться в гостиницу.
Едва слуга вышел, она села, но лицо у нее было таким несчастным, что Дарси не мог уйти и, не удержавшись, сказал голосом полным сочувствия и нежности:
— Позвольте, я позову вашу горничную. Нет ли чего-нибудь, что могло бы вам помочь? Глоток вина? Я схожу принесу? Вам дурно!
— Нет, благодарю вас, — ответила она, стараясь взять себя в руки.
— Со мной ничего не случилось. Я совершенно здорова и только удручена страшным известием, которое только что пришло из Лонгборна.
Тут она разрыдалась и несколько минут не могла выговорить ни слова. Дарси в мучительном недоумении сумел пробормотать что-то невнятное о своей готовности помочь ей, а затем лишь смотрел на нее в сострадательном молчании. Наконец она вновь заговорила:
— Я только что получила письмо от Джейн с таким ужасным известием! И скрыть случившееся невозможно. Моя младшая сестра покинула всех своих друзей… бежала… отдалась во власть мистера… мистера Уикхема. Они вместе уехали из Брайтона. Он слишком хорошо известен вам, чтобы можно было усомниться в дальнейшем. У нее нет ни денег, ни родства — ничего, что могло бы подвигнуть его на… Она погибла навсегда!
Дарси онемел от удивления.
— Когда я думаю, — продолжала она еще более взволнованным голосом, — что могла бы предотвратить это! Ведь мне было известно, каков он на самом деле. Если бы я рассказала хотя бы часть… хотя бы часть того, о чем узнала, моим близким! Будь его характер им известен, этого не могло бы произойти. Но теперь поздно, слишком поздно!
— Я крайне огорчен! — воскликнул Дарси. — Огорчен, поражен. Но верно ли это? Никакой ошибки быть не может?
— Ах, нет! Они покинули Брайтон вместе в ночь на воскресенье, и их удалось проследить почти до Лондона, но не дальше. И они отправились не в Шотландию, тут никаких сомнений нет.
— И что было сделано? Что было предпринято, чтобы отыскать ее?
— Мой отец уехал в Лондон, а Джейн в письме умоляет, чтобы дядюшка поскорее оказал ему помощь, и, надеюсь, мы сможем тронуться в путь через полчаса. Однако ничего сделать нельзя! Я прекрасно понимаю, что ничего сделать нельзя. Как можно повлиять на такого человека? Да и как их удастся найти? У меня нет никакой надежды. Ужасно, с какой стороны ни посмотреть!
Дарси молча покачал головой, соглашаясь с ней.
— И ведь мне был известен его подлинный характер! Мои глаза были открыты. Ах! Если знать, что мне следовало бы… что я должна была сделать! Но я не знала, я боялась сделать лишнее. Злосчастная, злосчастная ошибка!
Дарси ничего не ответил. Он, казалось, почти не слышал ее и прохаживался по комнате, погруженный в размышления. Его брови сдвинулись, лицо помрачнело. Элизабет заметила это и тотчас поняла причину. Ее власти над ним подходил конец. Всему-всему должен наступить конец при таком бесчестии для ее семьи, при такой неизбежности величайшего позора! Она не была в силах ни удивиться, ни осудить, однако убеждение, что он совладал со своим чувством, не могло принести ей утешения, смягчить ее страдания. Напротив, это словно нарочно произошло, чтобы открыть ей ее собственные желания. И никогда еще она с такой ясностью не чувствовала, что теперь могла бы полюбить его — теперь, когда о любви следовало забыть.
Однако мысли о собственной судьбе занимали ее недолго. Лидия, позор, горе, которые она навлекла на них всех, — вот что их вытеснило. Скрыв лицо в носовом платке, Элизабет вскоре уже не могла думать ни о чем другом. И только через несколько минут ее заставил опомниться голос мистера Дарси, сказавшего тоном сострадания, однако очень сдержанно:
101 
