очень нудно 
98 
— Да, сыграй эту песню снова, Томми, — сказал я. — Ты можешь продолжать петь и играть, и если ее призрак действительно где-то бродит, то она услышит и успокоится.
Я вышел через открытую дверь на теплый влажный воздух, вниз по лестнице и прочь от света. И я направился за дом, а потом далеко направо, как раз туда, где стояло бунгало, в котором жили Жасмин, Большая Рамона и Клем.
Бунгало освещалось радостным светом. Там обнаружился только Клем, который сидел на парадном крыльце, раскачивался и раскуривал весьма ароматную сигару.
Я жестом предложил ему не вставать при моем приближении, завернул за угол и продолжил путь вдоль ненадежного мягкого берега болота. До меня доносилось пение Томми. Я подпевал ему чуть слышным шепотом. Я пытался представить себе Патси, какой она была в зените славы, звездой стиля кантри, и исполняла собственные песни, в ее кожаных куртках, украшенных бахромой, в юбках и ботинках, c ее пышно зачесанными волосами. Это был тот образ, который показал мне Квинн. Он как-то неохотно признал, что она и в самом деле была недурной певицей. Даже тетушка Куин говорила мне, правда, с некоторыми оговорками, что она действительно неплохо пела. Ах, ни одна душа на ферме Блэквуд не любила ее и самой малости. Все, что мне удавалось выловить из предлагаемых воспоминаний о ней — была слабая Патси, полная горечи и ненависти. Она сидела на диване в белой ночной сорочке, и знала, что никогда ей не станет лучше настолько, чтобы она смогла заявить о себе снова. Она кричала Сынди, медсестре, чтобы та дала ей еще дозу, она ненавидела Квинна — громогласно и всей душой, своей измученной, запутавшейся душой. Патси, поймавшая смертельную заразу на острие игры и никогда не задумавшаяся о том, сколько раз беда обошла ее стороной.
И Квинн покончил с ней именно так, как он рассказал шерифу.
Я продолжил путь, за моей спиной простиралось болото. Я настроил свой вампирский слух. Теперь песню Патси исполнял Нэш, прибавилось нот, и звук стал насыщенней. Они пели с Томми вдвоем. Печаль. Плачет Жасмин. Жасмин шепчет: "Ах, как же много горести".
Вокруг меня сомкнулась деревенская темнота. Я стал уходить от звуков музыки. Болото представлялось жестоким и жадным существом, лишенным гармонии, симметрии и какого-либо смысла. То, что здесь произрастало, вело бесконечную войну не на жизнь, а насмерть, уничтожая все и вся, без надежды хотя бы на миг безопасности и покоя. Ландшафт, пожирающий себя заживо. Квинн описывал мне, как все случилось. Но мог ли я этого не знать? Столетия назад я был утоплен в болоте с целью разделаться со мной моими птенцами, Клаудией — убийцей, Луи — трусом. И я, отвратительное, жадное создание, выживал в застоявшейся зловонной воде, чтобы вернуться обратно и осуществить свою жалкую бесплодную месть, доведенный ими до роковой точки.
Мне нет до этого никакого дела.
Я не знаю, как долго я уже иду.
Я выгадываю время.
Патси, Патси.
Внезапно звуки ночи прояснились, подул теплый бриз, а луна оказалась высоко, проникая время от времени в зияющие глазницы болота, чтобы только отчетливее показать пульсирующий источающий ненависть хаос.
И тогда я остановился.
Я посмотрел на разрозненные звезды, такие предательски яркие в деревенской ночи. И как всегда почувствовал к ним ненависть. Какое блаженство, должно быть, затеряться в бескрайней вселенной, на крапинке вращающейся пыли, и знать, что поколения людей искали знаки и придавали значение этим несчетным непостижимым точкам ледяного огня, лишь дурачащего нас неизменным равнодушием.
Так пусть они сияют над огромными пастбищами справа от меня, над верхушками дубов в отдалении, над крышами мерцающих теплым светом домов, оставшихся далеко позади.
Этой ночью моя душа была с болотом. Моя душа была с Патси. Я пошел дальше. Я не знал, что граница фермы Блэквуд настолько далеко отходит к болоту. Но хотел знать. И я держался к воде настолько близко, насколько это было возможно, чтобы не соскользнуть в трясину.
Вскоре я понял, что Мона где-то поблизости. Она изо всех сил старалась не выдавать себя, но я слышал негромкие звуки, которые она издавала, и улавливал слабый запах духов, приставший к платьям тетушки Куин, аромат, который я не замечал раньше. Спустя немного времени я понял, что и Квинн был с нами, ступая за мной в обществе Моны. Зачем они столь преданно сопровождали меня, я не знал. Я, как мог, напряг свое сверхъестественное зрение, чтобы хорошенько разглядеть темноту слева.
98 
