31 
— Так, пожалуйста, Харви, притормози, не стоит выбирать меня на роль матери. Скажи-ка мне кое-что. Есть известия от Лукаса?
— Насколько я знаю, нет.
— Именно он тебе нужен.
— С чего ты так решила?
— Он способен привести тебя в порядок. Он заставит тебя прыгать. Он инспектор манежа.
— Не знал, что он тебе нравится.
— Вовсе нет. Но он-то как раз живет в самом что ни на есть реальном мире.
— Давай пойдем куда-нибудь, выпьем.
— Нет. Меня еще ждут в других местах. Как говорят в Испании, Дева Мария не всегда следовала по пятам за бородатым святым Иосифом.
Покинув свою «утешительницу», Харви вернулся в квартиру Эмиля и устроился на софе в гостиной. Многочисленные лампы под абажурами отбрасывали мягкие тени, за окнами слышался приглушенный шум уличного движения на Бромптон-роуд. Эмиль коллекционировал картины. В его собрании были работы таких художников, как Боннар, Виллар и Макс Эрнст, Кайботт и Нольде, а также рисунки Пикассо и Отто Дикса и даже несколько ранних работ Хокни.
Трепетно относясь к таким ценностям, Харви никогда не забывал перед уходом включать охранную сигнализацию и таскал с собой целую связку звенящих ключей. Персиково-розовые стены были увешаны картинами, однако имена некоторых художников Харви так и не выяснил у Эмиля, хотя частенько бывал у него. Эмиль любезно согласился предоставить ему свою квартиру, хотя Клайва, как догадывался Харви, не слишком порадовала такая щедрость. Сегодня днем Харви сделал попытку позаниматься. Всем знакомым он говорил, что тем для занятий у него более чем достаточно, к примеру, углубленное изучение Данте. Но его «занятия», похоже, состояли из чтения любимых отрывков и обнаружения того, что их очарование слегка поблекло. Вернувшись от Тессы, он поджарил яичницу на изысканной кухне Эмиля, после чего аккуратно прибрал за собой. Луиза обеспечила Харви продуктами, также создав в квартире изрядные запасы сладостей, но они уже истощились. Вскоре ему самому придется ходить по магазинам: первый признак того, что о нем постепенно начинают забывать. Приглашение Луизы прозвучало неопределенно: «Заезжай к нам в любое время, заглядывай к ужину». Для Харви оно послужило вторым удручающим признаком, и ему все больше не хватало смелости навестить их, хотя очень хотелось увидеться с Луизой, поболтать с Алеф. Он боялся, вернее, стыдился того, что стал неполноценным. Жалость была ему совершенно невыносима, сочувствие могло довести до малодушных слез. Длинноногого и спортивного красавца Харви с недавних пор просто не существовало. Ему теперь даже вымыться толком не удавалось. Он потерпел поражение, смертельный удар, навсегда погибли чувства юношеской гордости, независимости и уверенности в себе. В будущем ему придется довольствоваться лишь попытками скрыть размеры своей ущербности, причем наверняка тщетными. Переключая телевизионные программы, Харви посмотрел какую-то военную передачу, футбольный матч и историю о людях, ведущих достойную жизнь в креслах-каталках. Размышляя о своем отце, он подумал, посещали ли его когда-нибудь воспоминания об оставленном сыне. Сломанная нога постоянно ныла, вызывая тревожные чувства. Врачи сказали, надо будет еще раз снимать гипс. Что, интересно, они там увидят? Может, резкое ухудшение или гниение, требующее немедленной ампутации?
— «…И в объятьях своих согревал ее стан, не давая замерзнуть в холодной и стылой росе!»
— Мне нравится такой вариант исполнения, — сказал Клемент Луизе, слушая доносившееся из Птичника девичье пение.
— Это Алеф.
— У нее красивое сопрано, ей следовало бы позаниматься с учителем.
— В школе у них были уроки музыки.
Клементу хотелось возразить на этот безрадостный и неуместный ответ, но он задумался, почему же сам не догадался нанять Алеф учителя пения. Последнее время жизнь, казалось, стала чаще сообщать ему, что все слишком поздно. Маленькая квартира в Фулеме уже много лет считалась всего лишь скромным pied à terre [29]. Конечно, он частенько бывал в разъездах, и фал в провинциальных театрах или ездил со знакомыми труппами на гастроли в Париж. Одно время он даже подумывал перебраться в Париж на постоянное местожительство. В общем-то, квартира в Фулеме нравилась Клементу, но все-таки он воспринимал ее как временное жилье и не покупал туда хороших вещей. Как говорила Луиза, держал ее в «черном теле». Единственной ценностью была ранняя картинка Мой, изображавшая девочку среди цветов. Клемент все еще ждал того штормового ветра или цунами, способного вынести его на более высокий уровень жизни.
31 
