66 
— О да!
* * *
Намеченная программа была детально выполнена, поэтому Гай Марий с семейством добрался до Галикарнаса только в январе, сперва исследовав побережье, славившееся своими красотами и безлюдьем. Им на пути не попалось ни одного пирата, даже у Корацезия, где Марий не отказал себе в удовольствии забраться на утес, на котором возвышалась древняя пиратская цитадель, чтобы наконец решить задачу ее гипотетического штурма.
В Галикарнасе Юлия и Марий-младший почувствовали себя как дома: едва ступив на берег, они принялись освежать в памяти местные диковины. Марий же засел за чтение двух писем: одно пришло из Ближней Испании, от Луция Корнелия Суллы, другое написал из Рима Публий Рутилий Руф.
Войдя в кабинет, Юлия застала Мария сумрачным и хмурым.
— Дурные вести? — догадалась она.
Насупленность мигом уступила место подобию беззаботной гримасы, после чего Марий попытался изобразить воплощение невинности:
— Я бы не назвал эти вести дурными.
— Но есть ли вести по-настоящему добрые?
— Есть. Скажем, те, что сообщает Луций Корнелий: наш подопечный Квинт Серторий завоевал венец из трав.
Юлия радостно вскрикнула:
— О, Гай Марий, как это чудесно!
— Всего-то в двадцать восемь лет! Настоящий Марий!
— Как он его завоевал? — потребовала подробностей Юлия.
— Спас армию от уничтожения — как же еще?
— Оставь свои шутки, Гай Марий. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Прошлой зимой его и командуемый им легион отправили в Кастуло для охраны района в качестве подкрепления легиону Публия Лициния Красса в Дальней Испании. Войска Красса взбунтовались, вследствие чего кельтиберы преодолели оборонительные заслоны города. Тут-то наш паренек и покрыл себя славой! Он отстоял город, спас оба легиона и тем завоевал венец из трав.
— Обязательно сама напишу ему и поздравлю. Интересно, знает ли о его достижениях его мать? Как ты считаешь, он с ней поделится новостью?
— Вряд ли, он слишком застенчив. Лучше сама напиши Рие об этом.
— Обязательно! О чем еще пишет Луций Корнелий?
— Почти ни о чем, — вздохнул Марий. — Он не больно-то весел. Но в конце концов, он и не бывает иным. Он воздает Квинту Серторию должную хвалу, но, подозреваю, наш Сулла с большей радостью надел бы венец из трав на собственную голову. Тит Дидий не позволяет ему командовать войсками в деле.
— Бедный Луций Корнелий! Отчего же?
— Он слишком его ценит, — лаконично ответил Марий. — Луций Корнелий — стратег.
— Говорит ли он что-нибудь о германке, жене Квинта Сертория?
— Да. Она и ребенок живут в большой кельтиберской крепости под названием Оска.
— А как насчет его собственной жены-германки и их близнецов?
— Кто знает? — Марий пожал плечами. — Он никогда не упоминает о них.
Наступило молчание; Юлия в задумчивости смотрела в окно. Потом она произнесла:
— Жаль, что это так. Как-то неестественно, правда? Я знаю, что они — не римляне, поэтому он не может привезти их в Рим. Но все же он должен питать к ним хоть какие-то чувства!
Марий предпочел не отвечать. Вместо этого он сказал:
— Зато письмо Публия Рутилия пространно и насыщено новостями.
Уловка удалась.
— Оно годится для моих ушей? — с живостью спросила Юлия.
Марий прищелкнул языком:
— Еще как! Особенно заключительная часть.
— Так читай же, Гай Марий, читай!
Шлю тебе приветствие из Рима, Гай Марий! Пишу это письмо под Новый год. Сам Квинт Граний из Путеол обещал мне, что письмо настигнет тебя весьма скоро. Надеюсь, что оно застанет тебя в Галикарнасе, если же нет, то все равно ты его рано или поздно получишь.
Тебе доставит радость известие о том, что Квинт Муций избежал судебного преследования, чем он обязан своему красноречию в Сенате, а также речам в его поддержку, произнесенным его кузеном Крассом Оратором и самим принцепсом Сената Скавром, который поддержал все действия Квинта Муция и мои в провинции Азия. Как мы и ожидали, справиться с казначейством оказалось куда труднее, чем с публиканами; римский деловой человек всегда действует, исходя из коммерческой целесообразности, когда видит возможность получать прибыль, как это и было в случае с теми мерами, что были приняты нами в провинции Азия. Вой подняли главным образом собиратели произведений искусства, особенно тот самый Секст. Статуя Александра, которую он прихватил в Пергаме, странным образом исчезла из его перистиля — потому, возможно, что принцепс Сената Скавр использовал его вороватость как главный довод в своих обращениях к собранию. Во всяком случае, казначейство в итоге пошло на попятный, и цензоры скрепя сердце отозвали азиатские контракты. Отныне налогообложение провинции Азия будет ориентировано на цифры, выведенные Квинтом Муцием и мной. При этом у тебя не должно сложиться впечатление, будто все нас простили — и публиканы в том числе. Провинцию, где все отлажено, трудно эксплуатировать, а среди сборщиков налогов немало таких, которые не прочь бы еще подоить Азию. Сенат согласился направить для управления провинцией видных деятелей, что поможет удерживать публиканов на поводке.
66 
