Двенадцать
Наутро, когда она ела кукурузные хлопья с пониженным содержанием соли, залитые обезжиренным молоком, в дверь просунулась голова Морриса.
— Кита Кэпстика не видели? — спросил он. — Макартура не видели? У него стеклянный глаз, мочка откушена, он носит вязаный жилет. Мистера Дональда Айткенсайда не видели?
— Думаю, я узнала бы их, если б увидела. — При виде его она вся покрылась мурашками, словно миллион муравьев заползли к ней под одежду; но она не собиралась показывать ему, что напугана. — Забыл, с кем говоришь? — спросила она. — И вообще, что за церемонии? Что еще за мистер Айткенсайд?
Моррис сделал грудь колесом и попытался выпрямить свои кривые ноги.
— Айткенсайд подался в управленцы. Разве ты не знаешь, что написано в наших новых контрактах? Мы все прошли обучение, нам выдали блокноты и карандаши. У мистера Айткенсайда тоже есть сертификаты. Так что нам положено собраться.
— Собраться где?
— Он ничуть не хуже других.
— Почему ты вернулся, Моррис?
— Почему я вернулся? У меня есть задание. Мне поручено очень важное дело. Меня пригласили в один проект. В наши дни без переподготовки не обойтись. Надо идти в ногу со временем. Кому охота остаться не у дел. Пожизненной работы больше не существует.
Вошла Колетт с почтой в руке.
— Обычные каталоги и всякая макулатура, — пояснила она. — Семинар по календарю майя, нет, спасибо… шаманский реквизит обратной почтой… Как насчет смеси семян от «Котла матушки-природы»? Белена, борец, шлемник, болиголов?
— Их может сдуть ветром к соседям.
— Я вот тоже об этом подумала. Кстати, ты в курсе, что сидишь на телефоне с одиннадцати до трех? — Эл застонала. Моррис, присевший у пустого мраморного камина, глянул на нее снизу вверх и принялся закатывать рукава. — И еще звонили ребята из Глостера, в выходные у них будет семинар по символике Плутона, ты поедешь? Им надо знать, сколько еды заказывать. — Она мерзко засмеялась. — Тебя, конечно, посчитают за двоих.
— Не уверена, что хочу куда-то ехать одна.
— Можешь рассчитывать на меня. Они утверждают, что местечко идиллическое. Это значит, что там нет магазинов. — Она просмотрела письма. — Ты заговариваешь от расстройств пищевого поведения?
— Перекинь это Каре.
— Поедешь в Твайфорд? Там у одной тетки неприкаянный дух на чердаке. Грохочет, спать не дает.
— Как-то я не в настроении.
— Имеешь право на отгул в связи с тяжелой утратой. Я позвоню ей и объясню насчет миссис Этчеллс.
Огонек подмигнул Эл из угла комнаты. Она посмотрела на него в упор, и он исчез. Моррис резво скакал по ковру, опираясь на костяшки, точно обезьяна. Он бежал, и огонек бежал вместе с ним, темно-красная зыбь, волна, обнаженный кровеносный сосуд; это была татуировка Морриса в виде змеи, пламенеющая и пульсирующая, она скользила по его предплечью, словно жила своей собственной жизнью.
— Хи-хи, — выдал Моррис.
Она вспомнила слова миссис Этчеллс: «Они как-то изменились. У меня аж внутри все перевернулось».
— Ты будешь есть йогурт или нет? — спросила Колетт.
— Аппетит пропал. — Эл положила ложку.
Она позвонила ма. Долго слушала гудки, а когда та наконец сняла трубку, в ней раздались шарканье и скрежет.
— Стул тащу, — объяснила Эмми. — Ладно, кто вы и чем могу помочь?
— Это я. Подумала, ты должна знать, что моя бабушка умерла.
— Кто?
— Моя бабушка. Миссис Этчеллс.
Эмми засмеялась.
— Та старая ведьма. Ты считала ее своей бабушкой?
— Да. Так она мне сказала.
— Так она всем говорила! Всем детям. Чтобы заманить их домой и заставить, блин, слушать, как ей дарили букеты и прочую хрень, пустяковая операция, цепь любви. А потом, когда время придет, предлагать их всем в округе. Уж я-то знаю, меня она, блин, предлагала. И тебя тоже, только парни раньше успели.
— Погоди. Ты говоришь, моя бабушка была… — Она замолчала. Она не могла найти нужных слов. — Ты говоришь, моя бабушка была такой же плохой, как и ты?
— Хрена лысого она тебе бабушка.
— Но Дерек — Дерек был моим отцом, разве нет?
— Мог быть, — уклончиво ответила мать. — Вроде бы я делала это с Дереком. Спроси у Айткенсайда, он знает, с кем я это делала. В любом случае, Дерек не был ее сыном. Мальчишка был у нее на посылках, вот и все.
Эл крепко зажмурилась.
— На посылках? Но все эти годы, ма. Ты позволила мне думать…