16 
Микрофон подхватил его шепот.
— Помню, помню, — пробормотала она и схватила мужа за руку. Слышно было ее взволнованное дыхание, чуть ли не биение ее сердца.
— У нее для вас посылка, — сообщила Эл. — Нет, погодите, даже две.
— Она подарила нам два подарка на свадьбу. Электрическое одеяло и простыни.
— Ну, — сказала Эл, — если Ирис доставила вам столько теплых и приятных минут, думаю, вы вполне можете доверить ей своего ребенка. — Она обратилась к зрителям: — Как по-вашему?
Редкие хлопки превратились в стройные аплодисменты. Женщина снова зарыдала. Эл подняла руку. Повинуясь гравитационной аномалии, везучие опалы взмыли вверх и упали. Настало время для эффектного финала.
— И он хочет, чтобы вы знали, этот ваш маленький мальчик, который теперь прекрасный молодой мужчина, что в мире духов он носит имя, которое вы выбрали для него, которое вы собирались ему дать… если бы, если бы он, если бы родился мальчик. Это имя, — она сделала паузу, — поправьте меня, если я ошибусь, это имя — Алистер.
— Это правда? — спросил муж-здоровяк.
Он по-прежнему говорил в микрофон, хотя и не осознавал этого. Женщина кивнула.
— Вы не ответите мне? — ласково спросила Эл.
Мужчина прочистил горло и заговорил прямо в микрофон.
— Алистер. Она говорит, это правда. Такое имя она выбрала. Да.
Не глядя, он передал микрофон соседу. Женщина вскочила, и муж повел ее из зала, словно она не могла идти сама; ко рту женщина прижимала платок. Они вышли под свежий взрыв аплодисментов.
— Стероидное бешенство, я полагаю, — сказала Эл. — Ты ее мускулы видела? — Она сидела в своей кровати в гостиничном номере и мазала лицо кремом. — Послушай, Кол, ты отлично знаешь, я уже сталкивалась со всем, что может произойти на сцене. Я могу справиться. Могу выдержать. Я не хочу, чтобы ты переживала.
— Я не переживаю. Я просто думаю, что стоит обратить на это внимание. Первый раз тебя угрожали избить.
— Первый раз за время нашего сотрудничества — может быть. Из-за этого я и перестала работать в Лондоне, — Эл откинулась на подушки, закрыв глаза, отбросила пряди со лба, и Колетт увидела рваный шрам у самой кромки волос, мертвенно-белый на кремовой коже. — Кому это нужно? Каждый вечер — драка. Клиенты хватают тебя своими лапами, когда ты пытаешься смыться, и ты опаздываешь на последний поезд домой. А я не люблю ночевать вне дома. Сама знаешь, Кол.
Ездить по ночам она тоже не любит, так что когда они выбираются за пределы кольца М25, остается только одно — взять где-нибудь номер на двоих. Система «постель и завтрак» их не устраивает, потому что Эл не дотянет до завтрака, так что они предпочитают гостиницы, в которых готовят ночью. Иногда они берут готовые бутерброды, но Эл не видит ничего веселого в том, чтобы сидеть в четыре утра в гостиничной кровати и ковыряться пальцем в треугольной пластиковой коробке, пытаясь выудить кусок размякшего хлеба. В гостиничных номерах так много печали, впитанной обивкой, так много одиночества, вины и сожаления. И призраков тоже много: усатые горничные, ковыляющие по коридорам на больных ногах, пьяные ночные портье, сгоревшие на работе, постояльцы, утонувшие в ваннах или умершие от удара в постелях. Перед тем как войти, Элисон останавливается на пороге и принюхивается к атмосфере, вдыхает ее, и глаза ее неуверенно обшаривают комнату. Не раз Колетт приходилось пулей лететь вниз, к стойке администратора, и просить другой номер. «Что-то не так?» — спрашивали ее (иногда добавляя «мадам»), и Колетт, напряженная от враждебности и страха, отвечала: «А вам какое дело?» Она всегда с блеском выполняла свою миссию: спровоцируйте ее, и она выплеснет не меньше агрессии, чем девица в безрукавке цвета хаки.
Элисон предпочитает отели новые и безликие, принадлежащие какой-нибудь солидной сети. Она ненавидит историю: если только ее не показывают по телевизору, надежно упрятав за стекло. Она не скажет «спасибо» за ночь в комнате со стропилами. «Черт бы побрал семейные гостиницы», — утомленно выдала она как-то раз, битый час сражаясь со старым трупом в простыне. Мертвые все таковы: дай им клише, и они уцепятся за него. Им нравится досаждать живым, портить их сладкий сон. Они пинали Эл и ныли, пока у той не начинали болеть уши, они трещали у нее в голове, и бывали вечера, такие, как сегодняшний, когда ее голова словно колыхалась на мягком стебле шеи.
— Кол, — простонала она, — будь хорошей девочкой, поищи в сумках, может, найдешь мой лавандовый аэрозоль. Голова раскалывается.
16 
