— Они собираются взять пробы из канализации, — сообщила Мишель Элисон.
— Кто — они?
— Канализационные чиновники, — со страхом ответила Мишель.
После ухода Морриса их жизнь превратилась в праздник. Впервые за долгие годы Элисон ложилась спать, зная, что ее не вышвырнут из кровати в предрассветные часы. Она могла лениво принять ванну поздним вечером, и волосатая лапа не выдергивала пробку, а вытатуированная змея Морриса не возникала из благоухающей розами пены. Она спокойно спала всю ночь и просыпалась свежей, готовой к новому дню. Она цвела, ее гладкая кожа обновилась, фиолетовые тени исчезли из-под глаз.
— Не знаю, когда я в последний раз чувствовала себя так хорошо, — говорила она.
Колетт тоже спала по ночам, но ничуть не изменилась.
Они заговорили о горящих путевках, о том, чтоб выбраться на солнышко. Моррис отвратительно вел себя в самолете, призналась Эл. Во время регистрации он прыгал на ее багаж, и ей приходилось доплачивать за перевес. Он размахивал кастетами, когда они шли через металлодетектор, — Эл останавливала и обыскивала служба безопасности. Если им удавалось-таки взойти на борт, он запирался в сортире или прятался в бумажном пакете какого-нибудь невротика, и когда тот открывал пакет — бабах прямо ему в лицо. Как-то раз, по дороге на Мадейру, у одного несчастного остановилось сердце.
— Можешь больше не волноваться об этом, — успокоила ее Колетт. — Куда бы ты хотела поехать?
— Не знаю, — ответила Эл. Потом сказала — Куда-нибудь, где развалины. Или опера. Ночь, ты держишь свечи, а актеры поют на арене, в амфитеатре. Или играют пьесы, надев маски. Будь я оперной певицей, все находили бы меня очаровательной. Никто бы не считал меня толстухой.
Колетт больше интересовал секс с греком-официантом. На первый взгляд ничто не мешает им удовлетворять культурную и сексуальную жажду соответственно в пятистах ярдах друг от друга. Но она представила, как ее знойный кавалер кружит вокруг их столика на террасе — его вздохи, учащенный пульс, пылкое дыхание и мысли, проносящиеся в его голове: а стоит ли, ведь мне придется заплатить приятелю, чтобы тот переспал с толстухой?
— Кроме того, — добавила Эл, — я рада, что поеду не одна. Мы с Мэнди были на Кипре, но я ни разу там ее не видела, она только и делала, что скакала из одной постели в другую. По-моему, это отвратительно. Не пойми меня неправильно, я люблю Мэнди. Люди должны веселиться, если могут.
— Просто ты не можешь, — сказала Колетт.
Неважно, что я скажу, подумала она. Даже если промолчу, Эл вытащит мысли из моей головы и все равно узнает.
Элисон впала в обиженное молчание; в итоге они так и не поехали в отпуск. Через месяц она снова завела разговор на эту тему, робко, но Колетт набросилась на нее:
— Я не хочу ехать ни на какие руины. Я хочу напиваться и танцевать на столе. С чего ты взяла, что единственное, чего я хочу, — жить с тобой и возить тебя в чертов Окстед на конференцию «Тайны кельтов»? Вся моя долбаная жизнь проходит на М-двадцать пять, пока ты блюешь на пассажирском сиденье.
Элисон тихо возразила:
— Меня почти не тошнит с тех пор, как Моррис ушел.
Она попыталась вообразить, как Колетт танцует на столе. Получилось что-то типа жесткого танго на светлом дереве журнального столика, Колетт выгибается, сверкая пупырчатыми подмышками. У Элисон зазвенело в ушах; явилась кроткая маленькая женщина и спросила:
— Простите, простите, вы не видели Морин Харрисон?
— Посмотрите на кухне, — посоветовала Эл. — Вроде бы она за холодильником.
Одиннадцатого сентября Колетт смотрела телевизор. Она позвала Элисон. Эл закинула руки на спинку дивана. Она без удивления наблюдала, как рушатся башни-близнецы, как горящие тела летят на землю. Элисон смотрела, пока новости не начали повторять и не пустили те же самые кадры. Потом она молча вышла из комнаты. В такие минуты кажется, что ты должен что-то сказать, но не знаешь что. Нельзя сказать, что ты предвидел это; но и нельзя сказать, что никто ничего не предвидел. Весь мир вытянул эту карту.
Чуть позже в тот же день позвонил Мерлен.
— Привет, — поздоровался он. — Как дела? Видели новости? Ужасно.
— Да, ужасно, — согласилась она. — А как Мерлин?
— Без понятия, — отрезал он.
— Ты не видел его на шоу?
— Я с этим завязываю.
— Правда? Собираешься работать детективом-медиумом?