очень нудно 
185 
Эдвард проснулся. До него доносился какой-то странный размеренный звук. Он лежал в кресле в большой комнате миссис Куэйд, экран телевизора был черен. Напротив него в свете лампы сидя спала миссис Куэйд. Звук, который разбудил его, был ее храп. Эдвард выпрямился в кресле. Перед тем как уснуть, он видел фильм о Джессе. Сейчас телевизор уже выключили. Наверное, все это ему приснилось. Он встал. И тут его обуял страх — жуткий, тошнотворный, удушающий страх, вроде того, что он испытал ночью в Сигарде, в темноте. Он бросился к двери, не сумел сразу ее открыть и дергал ручку, пока дверь не распахнулась. Вышел, проделал то же самое с дверью в квартиру и в несколько прыжков спустился по лестнице. На улице он остановился, ошеломленный спокойствием обычного дня и людей, идущих по своим делам. Он тоже зашагал по тротуару, взглянув на часы. Шел пятый час. Он проспал несколько часов. И тут Эдвард вспомнил: Брауни! От беспомощности он кинулся бегом, понимая, однако, что проку от этого мало — паб уже закрыт. Она ждала его и, не дождавшись, ушла. Он упустил ее. Он потерял ее.
«В первом отрывке из своих «мемуаров» миссис Бэлтрам предложила нам недавнюю запись из своего увлекательного дневника (на котором, по ее словам, и основаны мемуары) в качестве примера той «электрической ауры», окружающей, как она утверждает, ее мужа. Кто-то может сказать, что события, происходящие в их загородном доме, свидетельствуют всего лишь о беспорядочной жизни. Но миссис Бэлтрам, похоже, полагает, что гениальность извиняет любые крайности, а жене гения не возбраняется поступать бестактно. Тут поневоле начинаешь сочувствовать бедному затворнику, по некоторым свидетельствам, впавшему в старческий маразм и несколько лет назад оставившему работу. Тем не менее он по сей день остается «господином», «королем в полной славе», «волшебником на летящем коне» и т. п. В довольно бесцветной прозе миссис Бэлтрам все же имеются яркие пятна, оживленные гиперболами и приправленные слащавой сентиментальностью.
Она рассказывает нам, как ей «приходилось бороться», намекает, что у нее были «утешения», утверждает, что «брак с гением влечет за собой определенные неудобства». Похоже, и в самом деле влечет. Во втором опубликованном отрывке довольно подробно рассказывается, как бедняжке Мэй приходилось стоять, потупя взор, когда Джесс «с горящим взором» уносил свою натурщицу Хлою Уорристон наверх, к себе комнату. («Быть натурщицей Джесса — все понимали, что это означало, и к нему вечно стояла бесконечная очередь безвкусно одетых девиц».) Если и дальше пойдет в том же духе, сии «мемуары» обещают стать (нет ни малейших сомнений в том, что цель автора именно такова) оргией бестактности и мести. Каждая страница дышит злобой. Миссис Бэлтрам — большой мастер в искусстве произносить теплые, на первый взгляд, слова и даже похвалы, но при этом подспудно и безжалостно преуменьшать достоинства объекта воспоминаний. Впрочем, этого не чужд ни один биограф. Возможно, нам всем хотелось бы преуменьшить рост тех, кто надменно возвышается над нами, но лишь немногие способны и готовы решиться на такую операцию. Миссис Бэлтрам предстает перед читателем как женщина, одержимая ведением дневников. Эти записи, откуда она черпает материал для своей саги, наверняка представляют собой чтение куда более интересное и даже более привлекательное. Не исключено, что придет время, и мы сподобимся чести прочесть их! Что касается литературных достоинств, то труд миссис Бэлтрам, судя по двум опубликованным отрывкам, их не имеет, но вполне может иметь цену как общественный документ. Велеречивое предисловие сообщает нам: «Мэй Бэлтрам знала всех». Я полагаю, что скандалы и любовные приключения истаскавшихся художников хороши для чтения в поезде. А вот насколько хорош художник Джесс Бэлтрам — вопрос весьма спорный, если учесть полемику, вызванную мемуарами его жены. Она, безусловно, преуспела в рекламе принадлежащего ей сонма картин. Она соблазняет читателей утверждениями о том, что «его поздние эротические работы еще не известны публике». Проницательному знатоку человеческих душ настоящего и будущего эта писанина, несомненно, послужит материалом для изучения психологии женщин, которые считают себя раскрепощенными, но решительно таковыми не являются — такова особенность нашего века. Без сомнений, миссис Бэлтрам вытерпела много мучительных уколов ревности. Она долго ждала своего часа, чтобы отомстить всем хорошеньким натурщицам, согревавшим постель Джесса. (Достаточно прочесть, как во втором отрывке из мемуаров она обходится с Хлоей Уорристон.) Но еще более тяжкие страдания ей причиняла зависть, пропитавшая весь ее эпос, в чем, впрочем, она никогда не признается. Она была незначительной женщиной, вышедшей замуж за человека (как бы к нему ни относиться) весьма неординарного. Ее месть Джессу за то, что он был знаменит, привлекателен, талантлив, харизматичен (то есть имел все то, чего лишена она), должна быть весьма основательной. Однако нам не следует проникаться сочувствием к миссис Бэлтрам. Удача улыбнулась ей, и она не упустила своего шанса. Еще две газетные публикации, чтобы у публики разгулялся аппетит, — и нам обещают выход в свет первого тома мемуаров. Эта книга (а за ней последуют и другие) станет бестселлером. Поговаривают о переговорах с кинопродюсерами».
185 
