27 
В возмущении принимало участие немало женщин. Когда улица Флор огласилась криком и топотом, Рамона Эскилина Оньяте, 20 лет, незамужняя, проживающая в 5-м нумере, вместе с матерью отправилась на угол Сан-Бернардо, призывая соседей выступить против французов.
— Богопротивные еретики, нечисть бесстыжая! — кричала при этом старуха.
И, завидев французского офицера, вышедшего из подъезда дома, где он квартировал, обе набросились на него, отняли шпагу и нанесли ею несколько ранений и, без сомнения, убили б до смерти, если бы несколько солдат, подоспев на выручку, ударами штыков и прикладов бездыханными не повергли обеих наземь.
Из кварталов, заселенных простонародьем, где вести передаются из уст в уста, перелетают с одного балкона на другой, толпами движутся к центральным улицам маноло, чисперо и прочий лихой мадридский народец в сопровождении множества женщин, всячески их побуждающих, чтобы не сказать — науськивающих, нападать на любого и каждого встречного француза. И ни один попавшийся навстречу солдат императорской армии, пеший ли, конный, не избегнет ударов ножом, камнем, дубьем, дрекольем, острым краем черепицы, обломком кирпича или молотком. И как раз таким вот молотком, пущенным с балкона дома по улице Баркильо, был убит и пал с коня на глазах своих спутников сын генерала Леграна — некогда паж самого Бонапарта. Неподалеку от этого места Хосе Муньис Куэто, астуриец, 28 лет, служащий в остерии на площади Матуте, возвращаясь с дворцовой площади в ужасе от того, что сию минуту увидел там, присоединяется к нескольким юнцам, гурьбой гонящихся за французом, который, впрочем, успел вскочить, спасаясь, в ворота кармелитского коллежа, и тамошние монахини приняли его, не отказали в защите и убежище. Воротясь в остерию, Хосе видит, как его брат Мигель и еще трое из прислуги — Сальвадор Мартинес, Антонио Аранго и Луис Лопес — вместе с хозяином заведения Хосе Фернандесом Вильямилем вооружаются чем под руку попало, чтобы идти искать французов. С кухни доносятся плач и причитания хозяйки и служанок.
— Пойдешь с нами? — спрашивает хозяин.
— Ну а то!
Все шестеро в жилетах, в сорочках с закатанными рукавами сосредоточенно и решительно выходят со двора. Помимо складных ножей-навах, своих у каждого, прихватили несколько больших кухонных резаков, топор, каким дрова рубят, заржавелую пику, вертел, а хозяин вдобавок снял со стены охотничье ружье. На улице Лас-Уэртас, где к ним присоединяются подмастерье из соседней портняжной мастерской и ювелир с улицы Горгера, — огромная лужа крови, хотя убитых не видно, и раненых тоже нет, ни испанцев, ни французов. Из окна кто-то объясняет, что здесь, мол, мусью защищался и пролил кровь мадридцев. Женщины с балконов кричат и голосят, другие бьют в ладоши при виде Вильямиля с его работниками, требуя отомстить. По дороге, пока отряд пополняют новые бойцы — помощник аптекаря, гончар, носильщик и нищий, что просит подаяния на улице Антона Мартина, — хозяева лавок запирают двери, закрывают витрины железными ставнями. Кое-кто приветственно машет вооруженным людям; уличные мальчишки бросают свои волчки и бабки и бегут следом.
— Во дворец! Во дворец! — кричит нищий. — Перережем французов всех до единого!
* * *
Таким вот образом по всему городу стали стихийно возникать подобные отряды, которым предстоит сыграть решительную роль — и уже в самом скором времени, когда беспорядки перерастут во всеобщее восстание и кровь хлынет по мадридским улицам рекой. Историки отметят существование по крайней мере пятнадцати таких партий, лишь пять из которых возглавили люди, знакомые с военным делом. Как и отряд с площади Матуте, поступивший под начало владельца остерии Фернандеса Вильямиля, почти все они состоят из людей низкого звания, простонародья — мастеровых, ремесленников, мелких служащих и мелочных торговцев, — а люди с положением почти не представлены, и известен лишь один случай, когда подобную команду возглавил человек, принадлежащий к аристократии. Один такой отряд собрался у винного погребка на Сан-Херонимо, другой — на улице Ла-Бола, где его ядро составили лакеи графа де Альтамиры и португальского посланника; третий вышел с проезда Сан-Пабло во главе с угольщиком Космэ де Морой, четвертый собрал на улице Аточа ювелир Хулиан Техедор де ла Торре вместе со своим другом, седельщиком Лоренсо Домингесом, учениками и подмастерьями, а пятым, самым просвещенным из всех, кому в этот день доведется драться на улицах Мадрида, командует архитектор и член академии изящных искусств Сан-Фернандо дон Альфонсо Санчес, вооруживший свою прислугу, соседей и коллег — профессора архитектуры Бартоломе Техаду и Хосе Аларкона, преподавателя в кадетском училище испанских гвардейцев; все эти господа, по единодушным отзывам очевидцев и вопреки немолодым летам, положению в обществе и далеким от военного дела склонностям и устремлениям, выказали истинную доблесть.
27 
