53 
Попытайтесь понять: я провел детство среди взрослых, занятых собственными проблемами, и вырос одиноким. Погрузился в науку, чтобы сделать свою жизнь осмысленной. Увлекся искусством, чтобы удовлетворить потребность в чувственных переживаниях.
Какой ребенок не желает найти компанию сверстников, испытать восторг пребывания в стае, радостное ощущение бесконечного бега? Той ночью я и был ребенком: мальчишка, которого вечно бросают в одиночестве или дразнят, умник, ищущий в книгах замену отсутствующим друзьям. Поверьте мне – вопреки всему я был счастлив. Думаю, я испытал бы тот же восторг, даже если бы Рэйф не вколол мне в руку свое зелье, прежде чем мы ушли из-под моста. Никакие наркотики не заставят почувствовать такую эйфорию и полноту жизни. Поезд, бегавший по кругу под прозрачным колпаком юлы, наконец-то вырвался на волю, и я летел на нем в дивную ночь, с ликующим криком разрывая оковы судьбы.
Я больше не спрашивал ни о чем. Мне было довольно очарования ночи, и я следовал за стаей по переулкам, под темными арками, через мосты и обратно на другую сторону реки, пока мы не оказались в самой бедной части города. Пару раз нас замечал какой-нибудь прохожий; мы отвечали на его взгляд криками и воем. Джава держал в руке нож. Свет уличных фонарей стекал с лезвия, как ртуть, но я не боялся. Голод был сильнейшим наркотиком, он пел, как призывная музыка, под сводами моего черепа. Этот дикарский ритм толкал меня вперед. Не знаю, долгий ли путь мы проделали; наверное, нет, но я мог бы бежать вечно. Мне казалось, что я, подобно Питеру Пэну, ступаю по волшебной пыли без малейших усилий, как и остальные. Элейн тихо пела, тонкая трель ее голоса звенела в темноте. Лишь Розмари не коснулось это очарование; невозмутимая, она вела стаю к избранному месту, и голод подгонял нас, словно ураганный ветер.
Место было мне смутно знакомо: грязная пивнушка, где подавали дешевую выпивку в неположенное время. Я решил, что забегаловка закрыта, поскольку она выглядела пустой, свет за окнами был желтым и тусклым. Но мои новые друзья шли так уверенно, что я последовал за ними, отыскивая в кармане деньги. Видите ли, даже тогда я не совсем понимал, что произошло. Может быть, я по-прежнему думал, что это сон. Так или иначе, я рылся в карманах, будто мне предстояла обычная ночная попойка. Было бы смешно, не будь так ужасно.
Розмари первой вошла внутрь. Дверь открылась, и я тоже оказался в полутемном помещении бара. Два человека, мужчина и женщина, убирали со стойки бутылки. Пол был усыпан опилками, в воздухе висел дым, заглушая запахи плесени, алкоголя и рвоты.
Мужчина протирал стойку мокрой тряпкой и даже не поднял взгляд, когда мы вошли.
– Закрыто! – рявкнул он. – Ева! Запри дверь, чтобы никто не ломился.
Женщина, которую он назвал Евой, оторвалась от работы – она подметала пол, дымя сигаретой. Я успел отметить, что она молода и при других обстоятельствах могла бы показаться симпатичной. Но сейчас вид у нее был угрюмый и усталый, волосы, высветленные добела дешевой краской, стянуты сзади грязной лентой.
– Вы же слышали, – произнесла она, не вынимая изо рта сигарету. – Закрыто. Извините.
Повисло молчание. Я видел, как Джава глянул на Рэйфа, как Антон шагнул вперед, отпустив руку Элейн. Женщина уставилась на них.
– Вообще-то мальчику давно пора спать, – продолжила она. – Вы знаете, который час?
Я беспокойно переступил с ноги на ногу, вспомнив собственные слова, обращенные к Рэйфу и Джаве всего лишь сутки назад. Они были слишком похожи на то, что говорила эта женщина, и мне стало тревожно.
Пару секунд никто не шевелился, потом Розмари вышла вперед.
– Мы ненадолго, – промолвила она.
Ева не обратила на нее внимание.
– Я запираю.
Она направилась к двери.
Джава шагнул вперед и преградил ей путь.
– Что вы делаете? – спросила она, и страх немного оживил ее голос.
Джава проигнорировал вопрос.
– Тони!
На этот раз страх в ее голосе был отчетливым, и мужчина, протиравший стойку, впервые поднял взгляд. И встретился глазами с Джавой.
Я забыл, что случилось потом. Дикость происходящего обрушилась на меня, подобно штормовой волне, искажая реальность, а когда несколько мгновений спустя мир встал на свои места, все было кончено. Кажется, Джава метнул нож; нет, нож выпрыгнул у него из пальцев, как живой, и одним плавным движением достиг горла женщины. Прикосновение лезвия к коже, изумленный крик, и кровь хлынула на блузку. Женщина схватилась за рану, глаза ее становились все круглее, кровь лилась ручьем. Джава так и смотрел в глаза мужчине за стойкой. Не помню, кто первым подошел к этому человеку. Кажется, Зак и Элейн.
53 
