очень нудно 
233 
Путь с заднего причала до материка был самым коротким: их разделял лишь залив Шаванага-Бэй. Дальше его путь лежал по дороге Саут-Шор до поселка Пуант-о-Бариль. Дэнни надевал на себя нечто вроде упряжи, к которой сзади, на уровне лопаток, через карабинный зажим крепился санный канат. Если мусора собиралось слишком много или писатель рассчитывал солидно пополнить запас продуктов, он отправлялся в Пуант-о-Бариль на снегоходе или глиссере.
Энди Грант еще давно предупредил его: для зимней жизни на острове ему понадобится и снегоход, и глиссер. Водное пространство между основным причалом и поселком промерзало только к февралю, и тогда снегоход был просто незаменим. Но в начале января, когда Дэнни приезжал на Тернер-Айленд, протока возле берега еще поблескивала сероватой водой. Тогда основным транспортом становился глиссер. В середине марта лед еще оставался достаточно толстым (но в один из сезонов таяние льда началось намного раньше).
Глиссер легко несся над льдом, снегом, открытой водой и даже некрупными ледяными торосами. Скорость достигала ста миль в час[230], но обычно Дэнни ехал медленнее. Глиссер был снабжен авиационным мотором и большим пропеллером, установленным сзади. Кабина отапливалась. Единственным недостатком являлся сильный шум двигателя, из-за чего приходилось надевать шлем с наушниками-глушителями. Глиссер был самой дорогой статьей расходов по обустройству острова для зимней жизни, но писатель купил его пополам с Энди Грантом. Энди глиссер служил в качестве рабочего транспорта в декабре, когда залив только начинал покрываться льдом, и с середины марта до конца апреля. К этому времени лед успевал растаять.
Дэнни старался уехать с острова до начала сезона распутицы. Смотреть, как лед в заливе темнеет и начинает трескаться и ломаться, ему не хотелось. (В отличие от северной части Новой Англии сезона распутицы на каменистых землях вокруг Джорджиан-Бэй не было. Сезон распутицы являлся определенным умонастроением Дэниела Бачагалупо.)
Семья Шарлотты пользовалась спальней в коттедже лишь иногда, если на остров приезжали гости. И потому Дэнни не забирал из гардероба своих вещей. Там хранилась самая теплая его парка, теплые лыжные брюки, зимняя обувь и несколько шерстяных шапок. Естественно, летние вещи Шарлотты и ее семьи заполняли весь дом. Каждую зиму Дэнни обнаруживал на стене новые фотографии. Но на «писательскую хижину» Шарлотта не посягала. Правда, она все же отважилась повесить там несколько снимков Кетчума с поваром и еще два или три фото Джо. Вероятно, это был знак того, что Дэнни — всегда желанный гость на Тернер-Айленде.
Писатель почти сразу догадался, что поварскими делами в их семье занимается муж Шарлотты — французский кинорежиссер. Тот оставлял на кухне подробные записки, объясняя Дэнни, что еще куплено и установлено. Дэнни, в свою очередь, тоже оставлял для француза записки. Они обменивались подарками, состоявшими из кухонной утвари и приспособлений.
Спальные домики, где летом обитали Шарлотта с мужем и их дети, оставались для Дэнни «запретной территорией». Их двери были заперты, электричество и газ отключены, а водопроводные и канализационные трубы — закрыты зимними заглушками. Но каждую зиму Дэнни позволял себе хотя бы раз заглянуть в окна спальных домиков (занавесок в такой глуши не требовалось). Писателю просто хотелось увидеть новые фотографии на стенах и новые игрушки и книжки, появившиеся у детей Шарлотты. Могло ли это считаться вторжением в жизнь чужой семьи? Дэнни так не думал. А судя по тому, как выглядели интерьеры спальных домиков, Шарлотта была вполне счастлива в своей семейной жизни. Записки, оставляемые ее мужем на кухне и в других местах коттеджа, почти вытеснили ее редкие телефонные звонки с Западного побережья. Дэнни и сейчас регулярно покидал Торонто на время сентябрьского кинофестиваля, когда туда приезжали Шарлотта и ее муж.
Кетчум советовал писателю жить за городом. Дэнни не казался старому сплавщику городским жителем.
Конечно, десять недель на Тернер-Айленде вряд ли соответствовали загородной жизни в понимании Кетчума, но Дэнни много путешествовал. Остальное время года он жил в Торонто. А зимой, начиная с января и до середины марта, остров в заливе Шаванага-Бэй и поселок Пуант-о-Бариль были крайне изолированы от остального мира. (Кетчум любил повторять: «Когда снег, березы заметнее».) Зимой население Пуант-о-Бариль насчитывало не более двух сотен человек.
233 
